Там уже завтракал король Казимир IV.
— Кириос.
— Встань, Аурелия, встань.
Стратегос Бербелек сидел по правой руке от короля.
На Казимире не было каких-либо регалий, простая белая рубаха, но лунянка знала, что это король, знала его лицо по гравюрам в вис тульских или готских газетах; опять же, ей была знакома монаршая морфа.
— С Луны, так? — буркнул король, откладывая вилку.
— Подойди, подойди поближе, — махнул девушке стратегос.
— Кириос.
Аурелия мигала, все еще сонная, наполовину погруженная в жарком сне — ведь для нее на самом деле все езе длилась ночь. Какую их беседу она прервала? Спускаясь, она слышала голоса, но вис тульского не понимала. Кроме этих двух, за высоким дубовым столом сидел Антидектес и мрачный бородач с цепью бюрократа на груди. За их стульями стояли слуги в ливреях вис тульских цветов.
Король внимательно приглядывался к лунянке, сложив руки на груди и выдув мясистые губы.
— Мне говорят, что вы живете там, словно саламандры. Ты умеешь извергать огонь?
Бюрократ склонился к Казимиру.
— Эстлос…
— Что? — рявкнул король. — Хотелось бы знать, за что подставляю голову. Этот капитан, как там его, Полянский, если писал правду в своих рапортах — ведь Иллея не выслала ее сюда без цели, люди уже начинают говорить, еще ничего не знают, но уже болтают о Полуднице и Пепельной Госпоже, что от ее дыхания сгорела половина Коленицы и тому подобное — так что, если Иллея может сбросить сюда армию таких вот — ну, как там они называются?…
— Гыппирои.
— Гыппирои. — Казимир вынул из рукава платок, высморкался. — А может? Вот скажи — как тебя там?
— Рытер Аурелия Кржос, кириос.
— Потому что Иероним рассказывает мне тут всякий страшные сказки, но пока что Чернокнижник у меня здесь, под боком, а Иллея, вона где, на небе.
— Небо он тоже отравил, — буркнул под нос Антидектес, подсыпая себе маковницы.
Аурелия глянула на стратегоса. Эстлос Бербелек пожал плечами.
— Если бы она хотела, вы все давно бы уже лежали у ее ног, — сказала девушка. — Кириос, — склонила она голову.
Король и бюрократ обменялись несколькими фразами по-вистульски; подключился стратегос. Казимир через мгновение уже бил кулаком по столу, так что подпрыгивала серебряная посуда. Слуги отступили под стены. Даже софистес перестал есть. Но тут стратегос рассмеялся и положил руку на плече короля. Аурелия затаила дыхание. Король повернулся к Бербелеку и начал ему что-то тихо объяснять. Эстлос Бербелека качал головой, Аурелия отступала к двери. Король снова высморкал нос. Стратегос рассыпал соль на дубовой столешнице и начал в ней что-то рисовать кончиком ножа. Казимир IV приглядывался к этому с миной столь же мрачной, что и выражение на лице придворного бюрократа. Аурелия вышла, босые стопы не издавали ни звука на старинном паркете.
В коридоре ее перехватила Янна.
— Ну, и какого ты туда полезла? — шипела она, таща Аврелию за локоть снова к западному крылу. Только сейчас девушка увидела солдат в королевской униформе, расставленных у лестниц, у дверей и в сенях, множество их крутилось на улице. Графитовая чернота хоррорных мелькнула всего раз или два; стратегос забрал с собой на «Тучелома» только десяток Хасера Обола. Они прошли мимо ряда внутренних бойниц. На внутреннем дворе, в тени развалин крепостных стен стояли высокие повозки королевской свиты.
— Ну, и чего это ты так разоделась? Тебя, видно, приняли за бог знает кого, раз вообще впустили. Ты же должна спать, разве не так? И сейчас ведь спишь.
— Где тут кухня?
— Погоди, сейчас пошлю за чем-нибудь горячим. Но какого черта ты туда полезла. — Янна никак не могла этого переварить; покрикивая, она нервно дергала за повязку на левой глазнице. — Что ты там им ляпнула? Ведь все можешь испортить.
— И чего бы такого я могла?
По солнечному двору, между повозками, бегали собаки, породистые и беспородные, дворняги паршивой морфы, с вывешенными языками, целая свора, вздымая облака пыли, и ежесекундно взрываясь бешеным лаем — но это было единственное здесь движение. Прикорнувшие в тент солдаты спали или притворялись, будто спят. В безветренном воздухе деревья стояли неподвижные, свесив ветви. Одно только небольшое движение в небе — Аурелия закинула голову — это аист кружил над барбаканом.
Обе женщины присели за каменным столом под развесистым дубом. Перехваченная по дороге Янной служанка принесла кринки с молоком и медом, буханку хлеба, миску с копченым мясом, во второй парил гуляш, а в третьей была горячая уха.
— Что могла испортить, что могла испортить, — бухтела Янна, нарезая хлеб громадными кусками. — Наилучшее доказательство уже в том, что и сама этого не понимаешь. Эй, ты вообще в себе?
— Извини, у меня глаза просто слипаются.
— Боже мой, ну ты и ребенок еще…
Аурелия фыркнула сухим дымом. Сажа опала на принесенный сыр и яйца. Янна-из-Гнезно медленно стерла ее большим пальцем, который, в свою очередь, оттерла о рукав блузы, раз, два, три — вертикальные черные полосы.
— Дитя, совершенное дитя. Не знаю, какую роль он тебе предназначил, но гораздо больше можешь напортить своим незнанием, так что — ешь, почему не кушаешь — так сто, по крайней мере, предостерегу тебя на будущее.
— Ммм, перед чем? Откуда он вообще тут взялся? Король Вистулии. Я не знала, что мы летим в Острог на встречу с ним; эстлос Бербелек должен был заскочить домой. Ведь у стратегоса есть еще здесь какая-то семья?
— Ты думаешь, зачем ему была та победа в Коленице?
— Убедить Казимира. Тот даст ему армию, пойдут с Тором на Чернокнижника. Разве нет? Ну, именно потому.
— А ты попробуй поразмыслить как стратегос. Попытайся подумать как кратистос.
— Зачем. Ведь я ни то, ни другое.
— Тогда поверь мне на слово: ты могла все испортить.
— Король согласился.
— Что?
— Казимир согласился на все. Во всяком случае, согласится. Наверняка. Подай-ка мне вот это — спасибо. Согласится, эстлос Бербелек уже его направил.
— Ага. Значит так. Направил. Ну вот.
— А ты сомневалась? Он победит Чернокнижника, победит адинатосов.
Янна начала хохотать, вращая и тряся головой, так что седая коса обернулась вокруг шеи.
Аурелия доела суп и попустила завязки херсонского платья.
— Смеемся, значит.
— Ты и вправду считаешь, будто бы планы Иеронима именно таковы?
— Ну, он ведь собирает армию и союзников, организовывает наступление, сговаривает нратистосов против адинатосов; я сама была тому свидетелем.
— Подумай, дурочка: из этого выростает его мощь, такая морфа пред ним открылась — что даже Иллея авансом оплачивает для него войско, какого он только пожелает. Иероним был бы идиотом, если бы не принял всего этого; и он был бы совершенным идиотом, если бы сразу же после всего от этого отказался.
