На столе справа проволока соединяла лишенные кожи конечности крупной обезьяны — только конечности и голова. Торса не было.
— Говорят, что именно так она и выглядела, — ответил таксидермист на вопросительный взгляд пана Бербелека. — А в средине был один только зеленый туман. И вот из этой мглы — лапы, ноги… Якобы, туман стек каплями и испарился, когда охотники возвращались в Александрию. И вот что мне со всем этим делать? — беспомощно разложил руки демиург, и левый локоть тут же подскочил выше плеча.
Ихмет Зайдар подошел к не-бабочке, медленно провел ногтем по шару осклизлой пленки.
— Ну что же, пули их берут, — буркнул он.
После чего криво усмехнулся пану Бербелеку, как будто уже полностью освободился из под его Формы:
— Так как? Неужто не поохотишься, эстлос?
* * *
На следующий день, 28 априлиса, в Диес Лунае, пан Бербелек отправился в Александрийскую Библиотеку. Фарада он отправил уже с утра. Никто не видел, как Иероним достает из под фальшивого дня своего путевого сундучка зачитанную книжку в черной обложке и прячет ее в глубокий карман кируффы.
Музей, основанный Александром в свой шестидесятый день рождения по образцу афинского Лицея его учителя и второго отца, Аристотеля, первоначально состоял из часовенок, посвященных Музам (со временем, превращенных в святилища различных богов), садов, где под открытым небом читались лекции (со временем они все были поглощены Садами Паретене), зверинца-бестиария (также поглощенного Садами) и основанной самим Аристотелем библиотеки. Библиотека, финансируемая из правительственной казны, не занималась исключительно физическими исследованиями и поисками софии, посему оказалась крайне полезной для бюрократического центра Александрийской Империи, в который достаточно скоро превратился город. Вскоре библиотека обрела независимость и расстроилась так, как об этом не мечтал и ее создатель. К настоящему времени, после почти двух тысяч лет непрерывного собирания, копирования, переводов и анализа книг и всяческих других материальных носителей человеческой мысли, Великая Библиотека в одной только Александрии занимала более двух десятков зданий, где размещалось несколько сотен миллионов томов; помимо того, существовали различные филиалы Библиотеки в странах бывшей Империи. Одна лишь Пергамская Библиотека во времена расцвета Селевкидов могла равняться с Александрийской.
Для человека с улицы, желающего воспользоваться этой сокровищницей знаний, правильной дорогой была дорога через Серапеум. Храм Сераписа был первым аннексирован разраставшейся Библиотекой. Он продолжал оставаться местом культа бога плодородия и смерти — хотя, в данном смысле, первенство принадлежало знаменитая множеством оздоровлений святыня в Каноппе — но прежде всего, исполнял роль публичного входа в Библиотеку. Жрецы и библиотекари в течение столетий разработали кодекс мирного сожительства, которым обе стороны были весьма довольны.
Виктика пана Бербелека проехала по мосту над Мареотейским Озером, свернула с Белеутского Тракта налево и, застряв в уличной толкучке, остановилась посреди юго-западного квартала Старой Александрии. Иероним заплатил виктикарию, после чего, накинув капюшон на голову, влился в реку прохожих. По образцу Зайдара, он приобрел бамбуковый посох, так называемую рыкту — служила она, в основном, чтобы бить прохожих по ребрам и ногам, равно как и защищаться от чужих рыкт. Аристократы в принципе не перемещались по городу пешком и без сопровождения слуг.
В Серапеум он никак не мог не попасть, видел его уже издалека. Дело даже не в том, что само здание было высоким — а оно было таким — оно было выстроено еще и на гигантской, вознесенной над городом платформе. Поднимаясь на нее, пан Бербелек считал ступени громадного лестничного марша. Сто шестьдесят три. Посредине платформы высилось святилище, окруженное мраморной колоннадой. Здесь не было ни дверей, ни стражей; во всяком случае, никого похожего Иероним не заметил — войти мог любой. За колоннадой, за тенистой прихожей с блестящей мозаикой на потолке, представлявшей Солнце, открывался Большой Зал храма со статуей Сераписа в центре. Это не было оригинальное произведение, выполненное резцом Бриаксиса, выполненное по личному заказу Александра — та статуя была уничтожена во время Второго Пифагорейского Восстания. Ее заменили фигурой, перевезенной сюда из канопийского Серапеума. Бородатый бог сидел, разложив руки — под одной присел двухголовый пес, во второй был массивный скипетр — и был он такой огромный, что пальцы его касались стен по обеим сторонам. Сами стены были покрыты орнаментами из золота, серебра, свинца, рубии и цинка, сапфиров, гематитов, эмеральдов и топазов. В одной из стен на высоте находилось небольшое окошко, которое открывали в праздничный день, когда в святилище вносили Живое Солнце; тогда через это окошко внутрь попадал узкий солнечный луч и ясным поцелуем ложился на губах бога. Само же Живое Солнце поднимали на высоту рта божества — и там оно зависало в воздухе, между раскрытыми руками Сераписа. Когда вчера они проезжали мимо храма, услужливый Фархад рассказал пану Бербелеку, что в руки статуи были встроены мощные магниты. Иероним весьма сожалел о том, что ему не дано будет увидеть праздника и того, как следует почитать всяческих богов.
За статуей с обеих сторон открывались двери, ведущие в боковые нефы и еще дальше, в подземелья, через постоянно расширяемый лабиринт помещений достигающие главного здания Библиотеки. Под правой рукой Сераписа находился стол с дарами для святыни, под левой — стол с дарами для Библиотеки. Естественно, что все подарки были сугубо добровольными, их размер мог быть каким угодно, но Фархад в своем неудержимом словесном потоке успел объяснить пану Бербелеку и эту традицию.
Иероним свернул направо, вынул из внутреннего кармана каруффы и выложил на столе пять зерновых талантов. Чиновник Библиотеки поднял взгляд над книгой даров.
Пан Бербелек опер о край стола ладонь с родовым перстнем на безымянном пальце.
— Эстлос Иероним Бербелек-из-Острога ищет мудрости в храме Муз, — сказал он по-гречески.
Чиновник дал знак одному из обнаженных рабов, что сидели на корточках под стеной. Невольник тут же подбежал к нему, чиновник что-то шепнул ему на ухо. Доулос быстрым шагом направился в глубину бокового нефа.
— Присядь, эстлос.
Пан Бербелек уселся на мраморной лавке за спиной Сераписа, уложив руки на рыкте, которую поставил между ногами. Лицо его скрывал белый капюшон; железный перстень с Саранчой был сейчас единственным знаком его тождественности.
— Эстлос?
Иероним поднял голову. Вызванная библиотекарша вне всяких сомнений была урожденной обитательницей Александрии, если судить по медной коже, классической формы груди, черным волосам и прямому, узкому носу. Длинную юбку высоко в талии скрепляла пряжка с геммой Библиотеки.
Она провела гостя в восточный неф, где они уселись возле одного из низких мраморных столов, заваленных стопками книг. В глубине помещения работали два библиотекаря, тихо переговариваясь над разложенными бумагами. Здесь было святилище тени, прохлады и тишины; лампы давали лишь столько света, чтобы при нем можно было читать.
