— Мне нелегко было принять такое решение. Но лучше шесть здоровых кречетов, чем восемь больных.
Франк кивнул, соглашаясь с этим суждением. Наблюдая за тем, как сокольник освобождает птиц, он подумал о тех трудностях, которые сопутствовали их поимке.
Вэланд подбросил первого птенца. Неловко хлопая крыльями, тот полетел к дереву и попытался на него сесть, но не смог и упал вниз, натыкаясь на ветки. Сиз вскрикнула и бросилась за ним вслед. Второй кречет направился в сторону моря, сделал круг и приземлился на берегу.
— Они выживут? — спросил Валлон.
— Я накормил обоих до полного зоба. Несколько дней они не будут испытывать и капли голода. За это время они должны научиться управлять своими крыльями. Соколы быстро обучаются и…
Вэланд вздохнул и покачал головой.
— Нет, все эго я говорил Сиз, чтобы ее не расстраивать. Почти наверняка они погибнут. Эти двое самые слабые из всех птенцов, и они не обучены охоте.
Валлон видел, какую боль причиняет Вэланду их потеря.
— Не кори себя. Только благодаря своему мастерству обращения с соколами ты смог сохранить их в таком долгом пути. Признаюсь, я иногда забываю, что они — смысл и цель нашего предприятия. Страшно подумать, насколько наши судьбы от них зависят. Если тебе что-либо нужно для их благополучия, проси.
— Свежее мясо. Шестая часть их веса ежедневно.
— Так много?
Сокольник кивнул. Валлон уставился на дремлющий лес.
— Если будет необходимо, мы сами затянем пояса, но не позволим голодать птицам.
Однако кречеты были не единственной ценностью, которую им приходилось бросать. После шести месяцев путешествия «Буревестник» закончил свой путь. Он послужил тем средством, благодаря которому они осуществили побег, был им домом в бескрайнем море, транспортным средством для перевоза товаров. В течение многих недель подряд весь мир сужался до его пределов, в которых разыгрывались их жизненные драмы. Для членов команды он стал почти живым существом — крепкой исполнительной рабочей лошадкой, не лишенной своих капризов и перемен настроения. Они изучили каждый его скрип и вот теперь вынуждены были с ним распрощаться.
Во время завтрака они обсуждали наиболее подходящие для него проводы. Затопление даже не рассматривалось. «Это все равно что утопить свою собственную мать», — сказал Радульф. Он предложил сжечь его или оставить качаться на волнах с опущенным якорем, пока его не разобьет ближайший шторм. Судьбу судна решил ветер, дувший в сторону моря. Команда погрузилась на борт и подняла парус в последний раз. Когда ткань натянулась под давлением ветра и вода забурлила под форштевнем, они вернулись в шлюпку и стали грести к берегу, наблюдая, как судно, кренясь, уходит на север. Вскоре оно превратилось в крохотный светлый силуэт на фоне темных вод.
Драккар викингов уже отправился в путь вверх по реке. В полном молчании члены команды влезли в шлюпки, вставили весла в уключины и принялись грести против неспешного течения. Те, кому не досталось места в лодках, двинулись по правому берегу. Когда Геро оглянулся, море уже скрылось из виду, как будто за ними захлопнулась дверь.
Пройдя совсем немного вверх по реке, они догнали викингов, застрявших перед порогами. Только после полудня пираты снова оказались в спокойных водах. С наступлением сумерек оба экипажа отдельно разбили лагеря и выставили дозоры. Когда они пустились в путь следующим утром, дождь клевал поверхность реки, и обтрепанная туча висела, зацепившись за верхушки деревьев. Им досаждали комары и мошки, зудя в ушах, проникая под одежду, заползая в ноздри. Путешественники тряпками обвязывали головы и натирались маслом. Но ничто не могло оградить от надоедливых насекомых. Хуже всего приходилось гребцам. Не имея возможности прихлопнуть кровопийц, они, словно страдая тиком, дергали плечами, чтобы согнать насекомых с искусанных щек и лбов. К вечеру у некоторых из них были настолько распухшие лица, что они с трудом могли видеть.
Пешая ходьба по берегу для исландцев оказалась ничуть не легче. Они по щиколотку проваливались в рыхлый мох, что превращало каждый шаг в требующее немалых усилий действие. Им пришлось обходить стороной топи, полные серого ила, и кладбища поваленных деревьев. Иногда они были вынуждены идти вброд по краю реки. Там, где русло было слишком глубоким, а возможности для обхода препятствия не имелось, гребцы высаживали пассажиров и возвращались, чтобы перевезти пешеходов выше преграды.
У Вэланда уже подходила к концу дичь. Тех куропаток, что ему удалось убить, хватало только на то, чтобы наполовину удовлетворить потребности кречетов. В этих бедных добычей местах ему встречались по большей части хищники. Он видел пару соболей, проскользнувших через верхушки деревьев подобно угрям, наткнулся на росомах, раздирающих внутренности медведя, настолько седого и тощего, что он, видимо, сдох от старости. Эти росомахи были незнакомыми ему существами и поразили его своей свирепостью. Когда пес на них наскочил, они не отступили ни на дюйм, шипя и рыча с жуткими гримасами на мордах, которые преследовали Вэланда во сне еще много ночей. Пес скосил на него глаза, ожидая поддержки. Сокольник его отозвал. Весь оставшийся день пес рычал, будто росомахи все еще были на его пути.
На четвертый день, когда лодка с отрядом Валлона на борту проходила мимо берега, они увидели старушку, сидящую у реки над телом пожилого мужчины. Эта была та самая женщина, которую Хельги переводил с покинутого исландского корабля к себе на борт. Умерший был ее мужем. Один из исландцев окликнул ее, она подняла затуманившиеся горем глаза и сказала, что ей не нужна помощь.
— В чем дело, — удивился Валлон, — почему исландцы бросили ее?
— Она сама так решила, — ответил ему Радульф. — Она не хочет идти дальше. Ее супруг был единственным близким ей человеком.
— Давайте я с ней поговорю, — сказал Геро.
Валлон бросил взгляд вверх по течению.
— Только недолго, впереди еще один порог.
Геро и Ричард сошли на берег. Радульф кинул вслед за ними заступ.
— Будем хоронить их там, где они умерли в пути.
Сицилиец подошел к женщине и деликатно покашлял. Старуха подняла на него глаза.
— Надо же, ты иностранец.
Он опустился рядом с ней.
— Отчего умер ваш муж?
— Усталость. Отчаяние. Его сердце остановилось, и люди Хельги просто выкинули его на берег. Как будто у них самих не было отцов.
Геро положил руку на ее худое плечо.
— Мы похороним вашего мужа и помолимся за упокой его души, а потом заберем вас в нашу лодку.
Она посмотрела на него, и Геро различил в ее чертах отголоски былой красоты.
— О нет. Мы с Эриком вместе прожили шестьдесят лет. Я не покину его и сейчас.
Женщина похлопала Геро по руке.
— Вы идите. Мне ничего не нужно.
Ричард наклонился к старушке.
