— А что же ты? — спросил Дрого. — Деньги потрачены, а результатов никаких.
— Ты ошибаешься.
— Имеешь в виду Кэйтлин?
— Я доставлю ее в столицу, если она того пожелает.
— Она охладеет к тебе, узнав, что ты остался без гроша. Если ты завербуешься в варяжскую дружину, тебя, скорее всего, зашлют куда-нибудь в глушь в Грецию или Болгарию. Кэйтлин слишком высоко ценит роскошь, чтобы разделить с тобой тяготы жизни полевого командира.
— Я не говорил, что собираюсь жениться на ней, — отрезал Валлон.
Дрого схватил коня Валлона за уздечку.
— Тогда отдай ее мне.
— Дело вовсе не во мне. Не я стою между Кэйтлин и тобой.
— О ком ты говоришь?
— Если бы ты понимал арабский язык, то услышал бы, как эмир просил отдать ее ему в жены.
— Кэйтлин не пойдет за этого кривоногого карлика.
— Почему бы и нет? Ты сам только что сказал, что она жаждет роскошной жизни и высокого общественного положения. Владения Сулеймана больше, чем вся Англия. Он, наверное, богаче, чем твой король Вильгельм. Ты видел, сколько серебра он швырнул лучнику, пристрелившему шакала?
Дрого помолчал.
— И что ты ему ответил?
— Я сказал, что Кэйтлин — моя женщина, что мы любовники.
Нормандец вздрогнул.
— Это неправда. Я наблюдал за ней. У тебя не было возможности…
— Дрого, — перебил нормандца Валлон, — если мужчина и женщина хотят удовлетворить свое вожделение, они всегда найдут способ избежать посторонних взглядов.
Дрого, помрачнев, сжал эфес своего меча.
— Прекрати, — сказал франк. — Кэйтлин никогда не будет принадлежать тебе. Она презирает таких, как ты. В Константинополе у нее будет предостаточно богатых и знатных ухажеров. Женщина такой красоты, как Кэйтлин, может претендовать даже на внимание императора.
— Черт возьми, Валлон, если бы я только знал, что ты с Кэйтлин…
Франк пропустил его слова мимо ушей и встал в стременах.
— Бог знает, что за известие принес голубь, но оно вызвало изрядный переполох. Ставка похожа на осиное гнездо, разворошенное палкой.
Сельджуки носились во всех направлениях и в спешном порядке сворачивали лагерь. Караваны вьючных животных забили все проезды. Группа кочевников погружала тюки на верблюдов. Снятый с опор шатер несся по ветру, утаскивая за собой с десяток человек. Валлон подъехал к своему жилищу и обернулся.
— Здесь мы расстанемся навсегда, — заявил он Дрого. — С этих пор наши пути расходятся.
— Валлон…
Франк соскочил с коня и вошел внутрь. Там был только Геро.
— Где Вэланд?
— Пошел повидаться с Сиз.
— Ты выяснил причину переполоха?
— Пока нет. Известно только, что все небоеспособные возвращаются в Конью. Фарук предупредил меня, что нас могут призвать еще до полуночи.
— Очень интересно. У нас есть что-нибудь поесть? Умираю с голоду.
— Даже слуги ушли. К утру здесь не будет никого.
Валлон стянул с себя сапоги. Он нашел немного хлеба и абрикосовое варенье и принялся есть, сидя на своем тюфяке.
— Удивительный день. С самых высот рухнуть на дно, а теперь оказаться где-то посередине.
— Вас потрясло то, что сделал Вэланд?
— Потрясло, но не удивило. Я давно размышляю о причинах, заставивших его убить Русселя и Дракса. Потом я не раз замечал, как они с Дрого обменивались странными взглядами. Я выпытывал у него правду, но он утверждал, что не скрывает никаких секретов. Мне стоило бы догадаться об истинной причине, когда он отказался от своих обвинений Дрого в том, что тот выпустил кречетов. Однако я всегда полагал, что Вэланд не способен к обману. Это еще раз подтверждает мудрую мысль о том, что никому нельзя слепо верить.
— Вы сердитесь на него?
Валлон прекратил жевать.
— Какая-то часть меня возмущена тем, что крестьянин убил рыцаря, но, с другой стороны, у Вэланда были для этого все основания.
— И он спас наши надежды. Если бы он не завел Вальтера в болота, этот негодяй никогда бы не рассказал нам, где спрятал евангелие.
— Но нам пока еще предстоит добыть его. А вдруг Сулейман отошлет всех в Конью? Тогда у нас, по всей вероятности, уже не будет возможности вернуться в башню.
— Думаю, судьба предоставит нам еще один шанс.
Франк засмеялся.
— Меня пугает тот факт, что мы слишком часто полагаемся на судьбу. Она не может быть благосклонна к нам бесконечно долго.
В шатер ворвался ветер, и вместе с ним вошли Курт, Фарук и еще шестеро солдат.
— Его превосходительство требует вас к себе. — Фарук хлопнул в ладони. — Немедленно.
Валлон отложил хлеб, вытер руки и натянул сапоги. Вместе с Геро они покинули шатер в бушующую ночь.
Облаченный в доспехи Сулейман мерил шагами свой тронный зал, его генералы следовали за ним, скрипело перо писца. Эмир остановился, как только увидел Валлона, и взмахом руки приказал свите отойти в сторону. Вэланд был уже здесь, бледный и подавленный, он стоял рядом с Ибрагимом. На руке сокольника сидел белый кречет. Валлон сжал ладонь Вэланда.
— Думаю, все будет хорошо.
Эмир вспрыгнул на трон. Фарук обменялся с ним несколькими фразами, прежде чем обратиться к посетителям.
— Для церемоний нет времени. Голубь нес сообщение из Персии. Султан Алп-Арслан мертв, да вознаградит Аллах в раю его славные деяния. Он погиб две недели назад во время подавления его армией мятежа на реке Амударье. Пленник выхватил нож и нанес ему смертельную рану. Это все, что нам известно.
Сулейман качнулся, весело стукнул булавой. Фарук изобразил улыбку.
— Голубь принадлежал эмиру Тимуру.
Валлон снова пожал Вэланду руку.
— Ты спасен.
— Я не понимаю, что…
— Я тоже пока не разобрался… Слушай.
Фарук снова заговорил:
— Империя Алп-Арслана простирается от Гиндукуша до Средиземноморья. Его сыну-наследнику только тринадцать лет. Кто будет преемником, еще не решено. Враждующие группировки в Персии строят заговоры и заключают соглашения, его превосходительство планирует создать собственный султанат в Руме.
Визирь поднял руку.
— На все воля Аллаха, да прославится его имя. И поскольку его превосходительство получил сегодня благословение небес, он решил вознаградить посредников божественного промысла.
Сулейман щелкнул пальцами. Часовой что-то крикнул в один из выходов. Спешно появился слуга с весами в руках. С непонятной Валлону целью одна чаша весов была видоизменена. Лакей поставил весы на стол. Рядом лежал боевой шлем Сулеймана, украшенный плюмажем из перьев скопы
[99]
. Эмир снова щелкнул пальцами, и Ибрагим с кречетом на руке шагнул вперед. Он посадил птицу на весы, и Валлон только теперь понял, что одна их сторона была переделана в насест.
