Он ступил на берег, привязал лодку и взял в руки тростниковую корзину. Не обращая на Вэланда ни малейшего внимания, он запустил в корзину руку и, выудив оттуда невероятных размеров угря, принялся раскачивать его перед лицом Сиз. Извивающиеся бронзово-черные кольца, наполовину наполняющие корзину, блестели на солнце.
— Гляди, какие красавцы. Отъелись на утопленнике, которого я нашел в протоке. За ночь обглодали его косточки, да. Продам их в Норвиче. Нормандцы любят угрей. Конечно, я им не скажу, отчего они такие жирные.
Его речь являла собой странную смесь норвежского языка с местными диалектами и звучала подобно хлюпанью подошвы в болотной жиже.
Вэланд шагнул ему навстречу.
— Я слышал, у вас есть корабль.
— Много чужаков теряется на болотах, — сказал Снорри, повышая голос. — Не правда ли, моя дорогая?
— Мы хотим его зафрахтовать, — продолжил Вэланд.
Снорри ткнул пальцем в свою лодку.
— Такую кроху? Купите себе собственную, а эта мне самому нужна для рыбалки.
— Я говорю о кнорре
[24]
, на котором ты пришел из Норвегии.
Снорри хохотнул и, раскинув руки, обернулся вокруг себя.
— Ты где-то здесь видишь кнорр?
— Он спрятан у тебя на болотах.
Снорри бросил на девушку сердитый взгляд.
— Иди ищи, если хочешь. За год не найдешь. Но если что-то с тобой случится, я не виноват. Болота — плохое место для прогулок посторонних.
— Мы тебе заплатим.
Первый раз Снорри посмотрел Вэланду прямо в глаза.
— Да ну? У тебя же ничего нет, кроме штанов, чтобы прикрыть свою задницу.
Сокольник развязал кошелек, в котором блеснуло серебро. При виде монет Снорри аж язык высунул. Вэланд туго стянул шнур кошелька.
— Покажи еще раз.
Вэланд спрятал деньги подальше. Глаза Снорри хитро блеснули.
— Если хочешь, продам тебе девку. Милашка будет тебе хорошей женой.
Вэланд глянул на Сиз.
— Она не твоя собственность.
— Она ничья. Вся родня погибла. Если бы не моя доброта, лежать бы и ей сейчас в земле. Да ты не волнуйся, она девственница, насколько я знаю. Берегу ее, чтобы подороже продать. Но это не значит, что она не знает, как нашего брата довести до белого каления.
Он подвигал своей культей вверх-вниз.
— Она моя правая рука, если ты понимаешь, о чем я толкую.
Девушка убежала, прижимая к груди разорванную рубаху.
— Вернется. Ей некуда идти, — ухмыльнувшись, сказал Снорри.
Вэланд с трудом подавил в себе желание схватить его и придушить. Пес зло ощерил клыки.
— Меня не интересует девчонка.
— Если тебе так нужен корабль, почему ты не наймешь его в Норвиче или Лоустофте?
— Идем, — сказал Вэланд псу.
— И куда же ты пойдешь?
Вэланд неопределенно махнул рукой. За его спиной послышались торопливые шаги. Снорри схватил его за локоть.
— Дай проверю твое серебро.
Сокольник протянул ему одну монету. Снорри взял ее, лизнул, прикусил, жмурясь, словно гурман, отведавший изысканное яство. Вэланд выхватил монету из его рук.
— Достаточно.
— Этого добра никогда не бывает достаточно.
— Так у тебя есть корабль или нет?
— Что ж, идем, молодой господин, посмотрим, что может предложить Снорри.
Он шагнул в лодку и протянул сокольнику руку. Вэланд отверг помощь и забрался самостоятельно. Снорри оттолкнулся от берега.
— Люди говорят, будто бы я выжил из ума, но мне нет до этого дела. Я тебе больше скажу: глуп тот, кто считает меня ненормальным. Никто не сможет одурачить Снорри Сноррасона. Здесь, на болотах, я царь и бог. Если со мной что-нибудь приключится, сам ты отсюда ни за что не выберешься.
Вэланд заметил, как он коснулся рукой ножа, сточенного до узкой полосы металла.
— Я заставляю тебя нервничать, правда? Тебе не по себе, — хохотнул Снорри.
— Посмотри на пса! Нет, ты только взгляни на него.
Снорри бросил взгляд на зверя, и улыбка исчезла с его лица.
— Это он нервничает. Повторю твои же слова: сам ты отсюда не выберешься.
Снорри свернул с основного русла в запутанную сеть проток и затонов. В некоторых местах водная гладь была шириной с поле, а в иных не шире их лодки. Вэланд с собакой сидели на корме, поражаясь изобилию дикой природы. Огромные черные стаи лысух разбегались по топям, как перепуганные монахи. Утки теснились по берегам. Над их головами проплывали косяки диких гусей. Птицы невиданных доселе Вэландом окрасок и форм расхаживали и бормотали в зарослях тростника.
Снорри обнажил в улыбке желтые щербатые зубы:
— Заблудился уже, не правда ли?
Вэланд огляделся вокруг. Протоки и заливы простирались во все стороны. Положение солнца почти не давало представления о направлении. Только что оно било прямо в глаза, а вот уже светит сбоку. Оглядываясь назад, сокольник не мог определить, из какого канала они вышли.
— Мне понадобилось пять лет, чтобы выучить здесь все пути. Да и то, правду сказать, повезло, потому что учил меня человек, чьи предки жили на этих болотах со времен Всемирного потопа. У него было по шесть пальцев на каждой ноге и перепонки между ними. Я не вру. Именно он научил меня всему.
Снорри постучал пальцем по виску.
— Все здесь. Никаких меток и знаков. Местность меняется от года к году, от шторма к шторму.
— Говорят, ты сражался при Стамфорд-Бридже?
[25]
Снорри молчал так долго, что Вэланд уже отчаялся дождаться ответа.
— Две сотни кораблей пришли из Норвегии, и, когда битва закончилась, домой вернулись не более тридцати. Я лишился руки во время отступления, а двое моих товарищей получили более тяжелые ранения. Один из них держал свои кишки в руках. Оба умерли в тот же день. Мы лишились паруса. Даже если бы у меня были обе руки, я все равно не смог бы прийти на веслах в Норвегию. В одиночку не справиться. Меня несло течением три дня, а на четвертый выкинуло на этот берег. Здесь меня и подобрал мой учитель.
— Это он поставил тебе клеймо?
Снорри хлопнул себя по лбу.
— Нет, это случилось в бою.
Бормоча себе под нос, он продолжил работать шестом. Они вышли из протоки в широкую заводь, вспугнув цаплю, неуклюже отлетевшую подальше. Снорри остановился. Лодка по инерции продолжала скользить, пока не уткнулась в берег. Рябь постепенно исчезла. Вэланд осторожно поставил ногу на пружинистую почву. Снорри вытащил лодку на берег и направился в заросли тростника. Затем он остановился.
