День с самого утра выдался теплый, и постепенно становилось все более душно. Деревья замерли в неподвижном воздухе. К зеркально-гладкой поверхности озера не подплывала ни одна рыба, чтобы оставить на воде расходящийся круг. Небо на юге потемнело, окрасившись в медный оттенок. Радульф подошел к Вэланду, вытирая пот со лба рукавом.
— Нам, пожалуй, нужно заканчивать. Если будет гроза, а дело к тому и идет, вечером дорога превратится в болото.
Когда они закрепляли груз, на южном горизонте мелькнула молния. Грянул гром, пугая волов. Погонщик, орудуя палкой, с трудом удерживал их на дороге. Вэланд и Радульф ехали на телеге, прикидывая по надвигающейся на них по небу темной массе свои шансы добраться до начала дождя. Когда вдали показался город, все вокруг потонуло в сумрачной мгле. Они уже подъезжали к окраине, когда сверкнувшая молния ослепила Вэланда и от страшного грохота зазвенело в ушах. Небеса разверзлись, и хлынул ливень такой силы, что все вокруг исчезло за непроницаемой завесой отвесно льющейся воды. Волы совершенно обезумели и потащили телегу в поле, к этому времени превратившееся в болото. Погонщик спрыгнул на землю, чтобы высвободить их из упряжи. Вэланд тоже соскочил и стал ему помогать. Молнии почти слились в сплошное свечение, заливая все вокруг белым светом, лишь изредка сменяющимся темнотой.
Волы запутали свою упряжь сложными узлами. Радульф появился рядом с Вэландом и, полоснув ножом с полдюжины раз, освободил животных, и те помчались по полю прочь. Погонщик побежал следом в безнадежных попытках их остановить.
Радульф захохотал, как безумец.
— Я знаю, где нам спрятаться, — сказал он и, хлюпая, побежал по затопленным улочкам.
Вэланд догнал его только у дверей дома, на стене которого красовалась вывеска таверны.
— Ты что, ничему не научился?
Радульф поднял обе ладони, словно давая клятву вести себя хорошо. Вода с соломенной крыши водопадом лилась им на головы. По земле бежали ручьи, доходящие до щиколоток.
— Мы уйдем отсюда, как только закончится дождь. Я обещаю.
Он нырнул в дверь. Очередная стрела ослепительного света пронзила небеса, и за ней последовал оглушительный треск. Вэланд смахнул воду с лица и переступил порог, очутившись в полутемном помещении. Работяга, сидящий у входа, поднялся и забрал у вошедших все оружие вплоть до ножа с шапки Радульфа.
— Таковы правила в этом заведении, — сказал германец. — Сюда захаживают и лихие люди.
Вэланд не отставал от него ни на шаг, глядя по сторонам в поисках возможных неприятностей. Дьявольские притоны — так его мать называла пивные. Это помещение было довольно вместительное; от очага, находившегося по центру, поднимался торфяной дым, заполняя зал. В свете сальных свечей Вэланд обнаружил на удивление много посетителей.
Они выкрикивали приветствия и улыбались направляющемуся к прилавку Радульфу. Бармен уже наливал выпивку с отрешенным выражением лица.
— Нужно отдать шотландцам должное, — сказал германец Вэланду, — они варят отличный эль.
Приятели прошли со своими кружками к скамье у огня. Сокольник спустил башмаки с пяток и вытянул ноги. Штаны начали подсыхать. Он почувствовал приятную истому. Пес улегся, грея бока у огня.
— Этот огонь горит круглый год, — сказал Радульф. — Не тухнет уже сотню лет.
— Я так понимаю, именно здесь ты набрался прошлой ночью.
Германец огляделся, чтобы освежить в памяти вчерашние события. Он поднял кружку, приветствуя компанию игроков в кости, расположившихся у стены.
— Видишь того рыжего увальня-пикта?
[50]
Его зовут Малкольм.
Сокольник увидел, как человек совершенно дикой наружности прикрыл свою кружку ладонью в ответ на приветствие Радульфа. Его товарищи громко захохотали, хлопая руками по столу.
— Не хотел бы я повстречаться с таким, — заметил Вэланд.
— А я как раз с ним и устроил заваруху. Он жутко меня оскорблял, называл сыном шлюхи, хреном собачьим, поросячьей отрыжкой… Он долго продолжал, не переводя дыхания и ни разу не повторившись. Да, он непревзойденное трепло. Не то чтобы я понял все, что он говорил, но общий смысл уловил. Особенно когда он задрал свой килт
[51]
и подрыгал своей грязной волосатой задницей.
Вэланд вытаращил глаза.
— Чем же ты его так обидел?
— Это был просто спор, и я его выиграл. Ты можешь гордиться мной.
Сокольник прищурился.
— Тебе повезло, что мы не нашли тебя на помойке с перерезанной глоткой.
— Я выпил тогда как раз столько, чтобы развязался язык, и отвечал на каждое его оскорбление. Я не могу тебе повторить слово в слово все, что говорил, потому что забыл, но ты бы восхитился тем, как я окончил свое представление.
— Как?
— Я подошел к нему, развязал штаны и отлил в его кружку с элем.
— О Боже, — застонал Вэланд.
Он украдкой взглянул на Малкольма и его дружков.
— И что он? Что его друзья?
— Купил мне выпить. Хлопнул по спине и сказал, что я чемпион среди ругателей.
Германец затрясся от смеха.
— Видел бы ты сейчас себя!
Радульф положил голову на стол и закатил глаза, как очумевшая жаба.
— Ты что, не понял? Это же была всего лишь игра. Это у них такое развлечение — оскорблять друг друга. Они называют это «свара».
Радульф допил свой эль и показал на кружку Вэланда.
— Повторим?
— Нет, — устало сказал сокольник и встал. — Ни в коем случае.
— За окном все еще льет.
— Мы уходим.
Но когда Вэланд собрался уже уходить, дверь распахнулась, впуская раскат грома и троих смеющихся джентльменов, стряхивающих воду со своих плащей. Вышибала у дверей поклонился, расшаркиваясь и не делая ни малейшей попытки забрать у них мечи. Завсегдатаи, увидев вошедших, стали поднимать кружки и выкрикивать приветствия. Новые посетители явно были влиятельными особами. Их вожак, высокий привлекательный брюнет с завитыми намасленными волосами, был одет в синий шерстяной плащ, подшитый золотой парчой и застегнутый на шее искусно сработанной брошью, изображающей уробороса — змея, кусающего себя за хвост. На его пальцах блестело золото, а на запястьях болтались огромные серебряные браслеты. Эфес его меча был выточен из слоновой кости и украшен серебряной проволокой, а его навершие представляло собой голову чудовища с клювом. Появление этого господина присутствующие восприняли как сигнал к началу празднества. Беседы стали оживленнее, а скрипач, игравший за выпивку, схватил инструмент и принялся самозабвенно наяривать.
