Появившийся в самый разгар игры паж привлек всеобщее внимание. Он принес записку от графа де Пейрака. Кто-то из гостей услужливо распечатал письмо, другой поднес послание к лицу графини. Она с трудом прочла: «Мадам, к моему огромному сожалению, я не смогу присоединиться к Вам сегодня вечером. Встретимся завтра, на рассвете».
Поскольку руки у нее были заняты картами, Анжелика не сразу поняла содержание записки, а лишь ощутила мучительное разочарование. Но затем, узнав почерк мужа и его подпись, схватила письмо. Итак, вечером она его не увидит. Это показалось ей невыносимым. Анжелика хотела поцеловать строки, написанные его рукой, но, словно в разгар ночного сражения, внезапно вспомнила то, чему она училась у мужа, — никогда не забывать, где находится и какие люди ее окружают. Она опустила письмо за корсаж. Мессир де Марти-Буассо строил ей какие-то мерзкие гримасы, а остальные, глядя на него, покатывались со смеху. Многие сдержанно, одними кончиками пальцев, аплодировали.
Анжелика поняла смысл представления, только когда увидела, что де Марти-Буассо с угрюмым выражением лица отсчитывает ей порядочное количество экю. Вот так легко она выиграла игру. Это ее не удивило: Анжелике всегда везло в картах, кроме того, интуиция помогала ей обходить подводные камни, и не только в азартных играх.
Графиня де Пейрак оказалась в числе приглашенных на королевский ужин. Быть может, хотя бы там она наконец утолит жажду. Однако сам Людовик XIV отсутствовал, пожелав, как это иногда бывало, отужинать в одиночестве.
Количество шербетов, замороженных фруктов, сливочного мороженого и ледяных супов поистине впечатляло, и маркиз де Мейерей, живо интересовавшийся на Фазаньем острове нравами испанского народа, объяснил, что в испанской кухне лед или «снег», как они его называют, так же важен, как хлеб во французской. Они кладут его даже в бульон, жаркое и овощные блюда.
Вспомнили про одного идальго, который вознамерился было оставить мирскую жизнь и искать спасения души в монастыре, но отказался от своей затеи, узнав, что там нет «снега». Он был готов терпеть все лишения, в том числе длительные посты и бичевание, но отсутствие льда оказался не в силах перенести. Вот почему он предпочел службу в армии, где и снискал себе имя и добрую славу.
Те, кто в присутствии королевы оживлял подобными историями ужин в королевском дворце, заслуживали восхищения, ибо умение поддерживать беседу и при этом жонглировать бокалами с напитками и тарелками с закусками, не роняя их в суматохе и толчее, свидетельствовало о необыкновенной ловкости. Но при французском дворе к подобному привыкли. Придворные отличались словоохотливостью и легко восхищались даже заурядной остротой, коротким рассказом или любопытными сплетнями.
Они находили развлечение буквально во всем, искренне наслаждаясь приятным обществом, а мужчины — возможностью при случае рассказать неискушенным слушателям о своих подвигах или отправиться на новые завоевания.
Анжелика незаметно оказалась в крепкой, но в то же время мягкой паутине придворной жизни, где от каждого поступка, пусть даже случайного и необдуманного, расходились круги, как от брошенного в воду камня. Мадам де Пейрак знали все, ведь кто не слышал о почти ставшем легендой браке того, кого называли Великим Лангедокским Хромым? И все же Анжелика казалась каждому восхитительной юной незнакомкой, столь же прекрасной, как обещала молва. Она смеялась за карточным столом, при этом увлеченно постигая все правила и уловки, она внимательно слушала остроты многочисленных кавалеров и, что было редкостью для женщины, рассказы об их подвигах, отвечая при случае остроумной шуткой. Большего и не требовалось, чтобы все признали: за ужином у короля мадам де Пейрак блестяще справилась с ролью светской дамы.
Анжелика спустилась по узкой многолюдной лестнице, едва касаясь ногами ступеней, так как ее буквально на руках перенесли придворные, внезапно ставшие близкими и искренне дружелюбными.
К счастью, она не заметила среди них маркиза де Варда.
Молодую женщину спрашивали: «Отчего вы уезжаете так рано?» Ведь ужин у короля — значительное событие в «непринужденной» обстановке, которую, впрочем, с трудом можно было почувствовать, — еще не закончился. Но она обещала герцогине де Монпансье присоединиться к ней и посмотреть испанскую комедию, которая вот-вот начнется.
Толпа людей, теснившихся перед узкой дверью здания, где каждый вечер давали новый спектакль, втолкнула Анжелику внутрь. В зале было совсем темно. Она натыкалась на сидящих зрителей и тех, кто ждал, пока рассядутся другие, чтобы занять свое место. По периметру зала установили двойной помост, предназначенный для членов королевской семьи и их свиты. Анжелика попробовала протиснуться туда, но кто-то грубо схватил ее за руку, и она оказалась на скамье партера, не имея ни малейшего представления, кто может оказаться ее соседом. Во мраке тускло мерцали масляные лампы и факелы. Впереди угадывались пока еще пустые подмостки, где актеры разыграют представление, в ожидании которого зрители без умолку болтали по-испански.
Но тут началось какое-то движение: несколько танцоров, похожих на призраки, крадущимися движениями выскользнули из-за кулис и установили по углам сцены факелы. Зал же, где сидела публика, по-прежнему тонул в темноте.
Началось представление. Анжелика изо всех сил пыталась уловить смысл происходящего на подмостках действа, потому что сюжет испанской комедии, возможно старой, был ей не знаком.
На сцене мелькали комедианты, они прыгали и совершали шутовские кульбиты, многие были одеты в длинные одежды, и Анжелика поняла настороженность Мадемуазель, когда та догадалась, что актеры представляют монахов и священников. Невозможно было угадать, то ли они изображали пародию на ад, то ли на Страшный суд. Мелькали митры епископов и рога чертей. Вдруг, сквозь нестройную музыку и громкую напыщенную речь до молодой женщины донесся смех королевы Анны Австрийской, радостный смех веселящейся на переменке воспитанницы монастыря.
Внезапно произошло нечто странное, Анжелику охватило точно такое же непонятное чувство, что и утром во время представления королю. Ей показалось, что все лампы разом погасли и мгла волной поглотила зал до самой сцены.
Она видела только две горящие точки, которые блестели во тьме ярким, чуть колеблющимся светом; Анжелика завороженно глядела на них до тех пор, пока не поняла, что это глаза одного из актеров, переодетого монахом, чей силуэт метался и яростно жестикулировал в полумраке. Стало быть, вокруг не так темно, как ей кажется? Публика продолжала громко смеяться.
Анжелика хотела встать и уйти. Но два горящих глаза блуждающим во мраке взглядом по-прежнему смотрели прямо на нее. Молодая женщина почувствовала, что теряет сознание. «Мне дали что-то выпить, — подумала она, — только что… на ужине у короля».
Она снова с усилием поднялась, чтобы попытаться найти выход из зала. Чья-то сильная мужская рука поддержала ее, и голос тихо произнес: «Я помогу вам, мадам де Пейрак». Анжелика решила выяснить чуть позже, кому принадлежат рука и голос. Ее вели к выходу, и больше ей сейчас ничего не было нужно. Голос продолжал нашептывать: «Как все удачно складывается! Я как раз хотел вас просить кое о чем от имени Месье, брата короля…»
