Итак, обсуждали каждое, пусть даже незначительное высказывание испанского монарха, как-то, что «он удовлетворен приемом, оказанным городом Толоса», знатные лица которого всю ночь исполняли под его окнами торжественные танцы. Именно той ночью он принял решение — церемонию бракосочетания по доверенности между инфантой и испанским представителем короля Франции доном Луисом де Аро проведет епископ Памплоны, этой в прошлом столицы огромной епархии королевства Наварры
[98]
, пока его не раскололи и не поделили между собой Франция и Испания. Мазарини напомнил, что король Испании уже долгое время вынашивал идею о проведении бракосочетания по доверенности в Бургосе. А это было катастрофой, особенно для Мадемуазель, твердо решившей присутствовать на церемонии, несмотря на траур и строгость испанского этикета, согласно которому количество приглашенных французов было строго определенным.
* * *
14 мая, в пятницу, французы, исчерпав терпение, прибыли в Сан-Себастьян, чтобы увидеть короля Испании и инфанту. Делегацию возглавили самые знатные дворяне, выбранные самим королем: маршал де Тюренн; маршал де Вильруа
[99]
— наставник Людовика XIV в дни отрочества; Телье
[100]
, занимавший многочисленные важные посты при монархе; мессир дю Плесси-Праслен, герцог де Шуазель
[101]
и другие… Делегатов, как водится, сопровождал значительный эскорт.
В знак высшей милости им позволили присутствовать на обеде короля, но инфанту, остававшуюся на своем балконе, они так и не увидели. Можно было подумать, будто ее и вовсе нет в Сан-Себастьяне.
Казалось очевидным, что Филипп IV не желал принимать французов в официальной обстановке, пока не улажено важное дело, ради которого он сюда прибыл. И если король не мог помешать французским придворным приезжать в Сан-Себастьян, то он не позволит испанцам из своей свиты поступить так же, отправившись в Сен-Жан-де Люз.
Несмотря на высокий сан делегатов, приехавших, чтобы приветствовать Филиппа IV, тот сделал вид, что не замечает их.
Пугающему настроению короля искали объяснение, и кто-то предположил, что все дело в неудачном выборе мессира де Тюренна в качестве одного из первых делегатов. В памяти еще были свежи воспоминания об ожесточенных сражениях во Фландрии, где с помощью военного таланта маршала прославленные «терции»
[102]
испанской пехоты, как говорят в народе, «порубили, словно мясо на фарш». Кроме того, мессир де Тюренн был протестантом и со свойственным ему упорством стоек в вере, несмотря на просьбы Людовика XIV, который любил своего маршала и желал бы осыпать почестями. Принадлежность Тюренна к реформистской церкви вряд ли осталась незамеченной Его Католическим Величеством. Король Филипп IV вовсе не был ни безучастным, ни задумчивым, несмотря на то что внешне производил именно такое впечатление.
Как и его дед, Филипп II, он обладал репутацией монарха, который, не выходя из кабинета, находится в курсе всех дел.
* * *
— Какая глупость! Какое отсутствие такта! — вскричала Мадемуазель, узнав о реакции испанцев на первый визит французских делегатов. — Почему они не посоветовались со мной, выбирая, кого направить к Его Величеству? Из-за того, что де Тюренн побеждает в битвах, Людовик вообразил, будто военному присущи все таланты, в том числе и дипломатические? Я бы никогда не назначила его делегатом… И мое поведение тотчас бы сочли предвзятым. Ведь между мной и мессиром де Тюренном существуют разногласия. Он не может забыть, как потерпел от меня поражение в предместье Сент-Антуан…
Мадемуазель неспешно прогуливалась, опираясь на руку Анжелики и подставив лицо лучам солнца. Она была рада внимательной слушательнице и, пользуясь свободными мгновениями, вспоминала теперь наиболее драматические моменты своей жизни. Анжелика не могла не восхищаться принцессой и взволнованно внимала признаниям великой женщины, рассказы о подвигах которой передавали из уст в уста и чье имя уже стало легендой.
— Я умоляла его, — продолжала принцесса.
— Простите, кого?
— Моего отца, конечно! Всегда его! То, что произошло у стен Парижа, когда армия принца Конде сошлась с королевской армией под командованием де Тюренна… было ужасно! Резня! Настоящая бойня. И именно мой отец должен был спасти своих сторонников. Но он сказался больным и лег в постель, как всегда делал, когда не желал больше принимать на себя ответственность… Или же сообщал, что намерен сменить сорочку, и, пока длилось это действо, никто не осмеливался настаивать на необходимости отдать приказ.
— Как я могла допустить подобное? — простонала Мадемуазель, возвращаясь мыслями в прошлое. — Кто знает, не упрекнули бы меня в смерти всех тех дворян, которых убил бы де Тюренн и к которым сегодня король благоволит, забыв об их мятежном прошлом?.. Я решилась отдать приказ от имени моего отца, мессира герцога Орлеанского. Я уже говорила вам, как ко мне относятся парижане. У них не промелькнуло и мысли о неповиновении — ни у канониров Бастилии, ни у тех, кто стоял на страже у ворот Сент-Антуан.
