Она даже не подумала поблагодарить Анжелику за платье, хотя та одолжила к нему еще и прекрасное бриллиантовое ожерелье.
Мадемуазель де Тонне-Шарант де Мортемар, казалось, была убеждена, что весь мир перед ней в долгу и оказать ей услугу — уже невиданная честь. Несмотря на денежные затруднения своей семьи, она полагала, что благородство рода стоит целого состояния. Сестра и брат, видимо, разделяли такую же точку зрения. Всех троих переполняли жизнерадостность, оптимизм и честолюбие, что, в придачу с едким остроумием, делало их приятнейшими и опаснейшими для общения людьми.
Скрипучая карета с веселой компанией тронулась мимо домов, украшенных цветами и гобеленами, по запруженной народом улице. По мере того как толпа становилась все плотнее и плотнее, пассажиры кареты разглядели всадников и вереницы карет, требовавших освободить проход к воротам Сент-Антуан, через которые кортеж войдет в город.
— Нужно повернуть, чтобы разыскать бедняжку Франсуазу, — сказала Атенаис, — а это будет нелегко.
— О! Храни нас Бог от жены этого калеки Скаррона! — воскликнул ее брат.
Анжелика помнила его еще по Сен-Жан-де-Люзу, но, кажется, он ее не узнал. Он сидел рядом, бесцеремонно прижимаясь к Анжелике, так что ей пришлось попросить своего спутника немного отодвинуться.
— Я обещала Франсуазе взять ее с собой, — продолжала Атенаис, — она очень славная, и у нее не так уж много развлечений при муже-калеке. Она решилась покинуть изголовье его постели, чтобы увидеть вступление короля в Париж. Она так преданна своему супругу!
— Дамы, каким бы отталкивающим он вам ни казался, он содержит семью. Королева-мать выделила ему пенсию.
— А он уже был инвалидом, когда они поженились? — спросила Ортанс. — Эта пара всегда вызывала у меня любопытство.
— Конечно, ноги его не слушались. Он взял малышку, чтобы она ухаживала за ним. Она была сиротой и согласилась. Ей тогда исполнилось семнадцать.
— Думаете, у нее есть любовные приключения? — спросила младшая сестра Атенаис.
— Как знать? Скаррон везде кричал, что болезнь парализовала все его тело, пощадив только язык и еще кое-какой орган. Уверена, малышка многому у него научилась. Он был воплощением порока, таковым и остался! Право же, к ним приходит столько людей… Привлекательный, хорошо сложенный господин, несомненно, способен развлечь ее. Намекают на Вилларсо…
— Надо признать, — произнесла Ортанс, — мадам Скаррон красива, но держится всегда очень скромно. Она сидит рядом с креслом-каталкой своего супруга, помогает ему сесть, делает отвары. Вместе с этим она эрудированна и замечательно говорит.
Мадам Скаррон ждала их возле своего дома, весьма неказистого на вид.
— Бог мой, ее платье! — прошептала Атенаис, прижимая пальцы к губам. — Юбка протерлась!
— Отчего же вы не сказали мне об этом? — спросила Анжелика. — Я бы нашла для нее что-нибудь.
— Честное слово, я об этом и не подумала. Франсуаза, поднимайтесь же.
Молодая женщина устроилась в углу скамьи, любезно поприветствовав всю компанию. У нее были красивые карие глаза, и она часто опускала чуть подкрашенные сиреневыми тенями веки.
Она родилась в Ниоре, но затем вместе с отцом попала в Америку — ему предложили там должность. Оттуда она вернулась сиротой.
Подруга отзывалась о Франсуазе несколько пренебрежительно, и было непонятно, что она за человек, но Анжелика сразу заметила, что она не отличается жизнерадостностью и светской веселостью. Ее платье вовсе не было протерто. Сидевшая рядом Анжелика по достоинству оценила качество ткани ее скромного серо-голубого платья, которое очень ей шло.
Они не без труда добрались до улицы Сент-Антуан, которая оказалась не очень людной, прямой и чистой. Приезжающие сюда люди оставляли кареты в соседних переулках. Молодой Мортемар покинул компанию, чтобы занять свое место в кортеже, который собирался за пределами города.
Отель Бове сразу бросался в глаза кипевшей в нем суматохой.
На центральный балкон был натянут балдахин темно-красного бархата, украшенный тесьмой и золотой и серебряной бахромой, по фасаду вывешены персидские ковры.
На пороге отеля стояла ярко накрашенная, сильно завитая и пышно одетая дама с черной повязкой, закрывавшей глаз, как у пирата, что ее нисколько не смущало. Подперев руками бока, она громко руководила рабочими, развешивавшими ковры.
— Что здесь делает эта одноглазая бестия? — спросила Анжелика, когда они подходили к отелю.
Ортанс сделала ей знак молчать, но Атенаис прыснула, прикрывшись веером:
— Это, моя дорогая, хозяйка отеля, Катрин де Бове, ее еще называют Кривая Като
[233]
. Она — бывшая горничная Анны Австрийской, и та попросила ее заняться невинностью короля, когда ему исполнилось пятнадцать. Здесь и кроется тайна состояния Катрин де Бове.
Анжелика не смогла удержаться от смеха.
— Надо полагать, что ее опыт — достойная замена привлекательности.
— Как говорится, для монахов и юнцов нет некрасивых женщин, — отозвалась Атенаис.
Ирония не помешала им присесть в глубоком реверансе перед бывшей горничной королевы. Та окинула их пронзительным взглядом своего единственного глаза.
— Ах! Вот и крошки из Пуату. Овечки мои, не мешайтесь. Бегите-ка наверх, пока горничные не заняли лучшие места. А это у нас кто? — ткнула она пальцем в Анжелику.
Мадемуазель де Тонне-Шарант представила ее:
— Наша подруга, графиня де Пейрак де Моренс.
— Вот как! Хм! — усмехнулась дама.
— Уверена, ей что-то известно о тебе, — прошипела Ортанс, когда они поднимались по лестнице. — Мы были слишком наивны, полагая, что скандала удастся избежать. Не нужно было мне тебя приводить. Тебе бы лучше вернуться домой.
— Договорились, но тогда верни мое платье, — сказала Анжелика и протянула руку к корсету сестры.
— Успокойся, глупышка, — быстро возразила Ортанс, пробираясь по узкой лестнице и отталкивая сестру в сторону.
Анжелика оказалась позади, немного ниже остальных, рядом с «женой безногого», и, поднимаясь по лестнице, спрашивала себя, почему последнюю все упорно называют «малышкой». «Малышка» была из них самой высокой. Но совершенство и гармоничность фигуры скрывали ее рост, и он не бросался в глаза.
— Франсуаза! Франсуаза! Идите сюда! — позвала Атенаис де Тонне-Шарант, добравшись до последних ступеней.
Блестящая Атенаис, щедро одаренная природой, казалось, придавала большое значение присутствию своей старинной подруги по пансиону, несчастной жены Скаррона.
