Спасибо учителям, они знали толк в настоящей драке и сумели объяснить Андрею главное ее отличие от спортивного поединка. В бою нельзя действовать по заранее продуманной схеме. Нельзя сосредоточиваться на каком-то одном приеме. Пока ты его готовишь, ситуация уже изменилась и нужно придумывать что-то другое. Следи за противником, и он сам подскажет тебе правильное решение. Если, конечно, ты понимаешь язык движений, чувствуешь время и расстояние.
Шахов чувствовал. Сегодня – как никогда раньше. И опережал противника в каждом действии. Вот еще один рванулся навстречу. А копье Андрея все еще торчит между ребер у предыдущего. Неприятное положение, но не безнадежное. Он рванул ассегай на себя и немного вправо, отступил чуть назад, прикрываясь от удара падающим телом врага, и… едва удержался от крика. Понабросали тут, понимаешь, железяк! Наступить босой ногой на острую кромку наконечника копья – это, знаете ли, больно. Нога рефлекторно подогнулась, и у Шахова не осталось другого выхода, кроме как последовать за ней. Кувырок в сторону, чьи-то ноги перед самым носом, а чуть выше – практически ничем не прикрытые
[67]
подробности мужского тела и такой же открытый живот.
– Н-на, падла!
Андрей вложил в удар всю боль, все раздражение от такой нелепой, ненужной и еще неизвестно чем грозящей впоследствии раны. Ассегай с протяжным всхлипом вошел в брюхо врага и, похоже, застрял там основательно. Времени на его извлечение катастрофически не хватало. Сразу двое сибийя подскочили к стоявшему на одном колене Шахову. От первого удара он закрылся щитом, второму помешало тело мертвого врага, как раз в этот момент догадавшееся упасть. Но оно же придавило и самого Андрея, и от третьей атаки он уже никак не мог увернуться. Разве что попробовать ухватиться за древко чужого копья. Шанс невелик, но…
Но вместо холодного железного острия на него рухнуло что-то большое, мягкое и теплое. Еще теплое. С торчащим в спине ассегаем. И что ж эти трупы за моду такую взяли – на живых людей падать?
* * *
Безрассудная атака Шахова продолжалась не более тридцати секунд, но она в корне изменила ход сражения. Какака все-таки оказался хорошим командиром и мгновенно оценил обстановку. Герой-одиночка отвлек внимание противника. Даже те, кто стоял далеко от места основных событий, пытались разглядеть подробности. А про остальных кумало они словно забыли. И Какака решился на контрнаступление.
Первым делом во врага полетели ассегаи. И никогда прежде они не показывали себя таким грозным оружием. В считанные секунды сибийя и их союзники зунгу потеряли почти полсотни бойцов. Просто потому, что не все успели поднять щиты или хотя бы уклониться, нагнуться, отпрыгнуть в сторону. А те, кого летящая смерть обошла стороной, все равно растерялись. Они тоже никогда не видели, чтобы ассегаи так выкашивали строй. А когда начали приходить в себя, кумало уже приближались к ним, размахивая на бегу тяжелыми палицами. И опять не все успели подготовиться к отражению атаки. Первая шеренга сибийя и так была основательно прорежена, а после столкновения с врагом от нее и вовсе ничего не осталось. Вторая отступала, пока не уперлась в третью, и хотя продолжала пятиться дальше, но строй до поры до времени не ломала.
Но тут из-под кучи трупов выбрался тот самый вымазанный в белой глине
[68]
кумало, который не побоялся в одиночку схватиться с целой армией. Многие видели, как он падал на землю, сраженный двумя мощными ударами, а теперь вдруг опять поднялся, живой и невредимый. Да еще и прорычал свой непонятный боевой клич. Тут без колдовства никак не обошлось, раз его никакое оружие не берет. А колдунов сибийя и зунгу боялись ничуть не меньше, чем их соседи – ндвандве и кумало. И когда зачарованный воин, чуть прихрамывая и потрясая в воздухе своим страшным, небывалых размеров ассегаем, снова бросился на них, кое у кого просто не выдержали нервы.
Паника, как известно, подобна обвалу в горах. Один камень сорвется с места и потащит за собой еще десяток, а те – уже сотню. Через несколько мгновений войско сибийя, даже со всеми потерями по-прежнему не уступающее противнику в численности, без оглядки улепетывало с поля боя. А за ними мчались и никак не могли догнать торжествующие воины кумало.
Шахов в погоне не участвовал. Проковылял метров сто и бросил это безнадежное дело. Ему и со здоровыми ногами за ними было бы не угнаться, а сейчас какие могут быть бега, когда просто ступить больно. Боевое состояние улетучилось, на смену пришли апатия и усталость, как будто Шахов только что две смены отработал на лесоповале. Он уселся прямо на землю, вытянул ноги перед собой, попытался рассмотреть порез, но вскоре бросил и это занятие. Не хотелось ничего делать, ни о чем думать. Пожалуй, принять душ он бы сейчас не отказался, но здесь и слова-то такого не знают. Тогда хотя бы искупаться. Кажется, они к реке направлялись? Так и где же она? Надо бы спросить у кого-нибудь, но сил не хватает даже для того, чтобы пошевелить языком.
– Что с тобой? Ты не ранен?
Какака, проходя мимо, обратил внимание на белокожего солдата, неподвижно сидевшего прямо на земле, в нарушение обычаев кумало, и сам опустился на корточки рядом с ним.
– Нет, не ранен, – через силу выдавил из себя Андрей. – Только ногу порезал.
Слова сейчас казались лишними, ненужными. Но приходилось что-то отвечать, чтобы не создавать вокруг себя еще большую, еще сильнее утомляющую суету.
Однако командир отряда никак не хотел оставить его в покое. Он восхищенно прищелкнул пальцами и торжественно произнес:
– Клянусь здоровьем своей матери, ты великий воин, Шаха! И невероятно удачливый. В одиночку сражался с целой армией врагов и всего лишь порезался. Ты, наверное, и льва смог бы победить?
– Льва? – безразлично переспросил Шахов. И кивнул: – Да, мне нужно победить льва.
На самом деле ему сейчас ничего не было нужно. Только бы оставили в покое. Но он вдруг поймал себя на том, что не помнит, на кой черт ему сдался этот лев, с какого перепуга он должен его побеждать. И в то же время прекрасно сознает, что это почему-то очень важно. Но что «это»?
Шахов забеспокоился. Не начинает ли у него клинить башню? А может, ему все-таки досталось сегодня по голове, просто он в пылу сражения ничего не заметил, не почувствовал? Он даже решил на всякий случай проверить, нет ли на затылке запекшейся крови, но лишь обломал неловким движением перо из своего роскошного головного убора, сплюнул с досады и окончательно пришел в себя. Вспомнил и про льва, и про многое другое.
– А что с Бонгопой? – встревоженно спросил Андрей, мысленно обругав себя последними словами за забывчивость. – Жить будет?
Кумало ошеломленно посмотрел на него. А Шахов опять сплюнул. Мать честная, да что ж это с ним такое сегодня творится! Откуда этому дядьке знать, будет жить Бонгопа или умрет? Он же не доктор и даже не колдун.
