Вам стоит что-то сделать с вашим высокомерием. Если вы обладаете властью, это еще не значит, что нужно выставлять ее напоказ.
Ты забываешь, что большинство людей не могут обнаружить ментальные воздействия.
Но это не оправдание, чтобы лишать человека свободы выбора. И как бы то ни было, речь идет не о «воздействиях» — вы отдаете приказы и требуете полного подчинения. Это намного хуже, потому что люди превращаются в стадо овец. Это ведь ближе к правде?
Ты сделала мне выговор.
Только эта мысль осталась на поверхности его сознания, словно он утратил свое мужское превосходство над ней.
Не пытайтесь надавить на меня.
Теперь в его голосе зазвучала угроза, это была тихая скрытая опасность.
Я не буду «пытаться», малышка. Будь уверена, я смогу добиться от тебя уступчивости.
Тон его голоса был одновременно и шелковистым, и безжалостным.
Вы похожи на испорченного ребенка, требуя своего.
Она поднялась, прижимая подушку к своему протестующему животу.
Я собираюсь спуститься вниз в столовую. У меня начинается страшная головная боль. А вам советую охладить свой пыл, опустив голову в ведро с водой.
И она не лгала — от попытки противостоять ему на его уровне ей стало плохо. Она осторожно направилась к двери, опасаясь, что он может остановить ее. Она будет чувствовать себя в безопасности среди людей.
Пожалуйста, малышка, скажи свое имя.
Это было сказано с серьезной любезностью.
Рейвен вдруг поняла, что улыбается.
Рейвен. Рейвен Уитни.
Вот что, Рейвен Уитни, ешь, отдыхай. Встретимся в одиннадцать за партией в шахматы.
Контакт резко оборвался. Рейвен медленно выдохнула, прекрасно понимая, что должна бы испытать чувство облегчения, но никак не утраты. Самое настоящее обольщение звучало в его гипнотическом голосе, его смехе на протяжении всего их разговора. Она чувствовала то же одиночество, что и он. Ей не хотелось думать, почему ее тело оживает от одного прикосновения его пальцев. Вспыхивает. Желает. Требует. И это только от одного прикосновения его сознания. Обольщение было больше, чем просто физическим, — чем-то глубоким, естественным, чем-то, что она не могла объяснить. Он словно дотронулся до ее души. Его желание. Его темнота. Его ужасающее, неотступное одиночество. Она тоже желала всего этого. Нуждалась в ком-то, кто бы понял, каково это — быть такой одинокой, такой испуганной, что даже дотронуться до другого существа, приблизиться к нему слишком близко не можешь. Ей нравился его голос — в нем и утонченность Старого Света, и забавное мужское высокомерие. Интересно, что он знает? И что он может?
Ее руки слегка дрожали, когда она открывала дверь в коридор. Ее тело снова принадлежало ей, двигалось легко и плавно, подчиняясь ее воле. Она сбежала по ступенькам и вошла в столовую.
Занятых столиков, конечно, было намного больше, чем прошлой ночью. Обычно Рейвен по возможности сторонилась общественных мест, предпочитая избегать усилий по защите своего разума от нежелательных эмоций. Но она сделала глубокий вдох и вошла.
Джейкоб взглянул на нее с доброжелательной улыбкой и поднялся, словно ожидая, что она сядет за их стол. Рейвен заставила себя улыбнуться в ответ, не представляя, как сейчас выглядит: невинной, волнующей, абсолютно недосягаемой. Она пересекла комнату, поприветствовала Шелли, и ее представили Маргарет и Гарри Саммерс. Соотечественникам-американцам. Она постаралась, чтобы ее лицо не выдало поднявшейся в ней тревоги. Поскольку Рейвен прекрасно знала, что ее фотография была напечатана почти во всех газетах и ее даже показывали по телевидению в ходе расследования последнего дела об убийствах. Она не хотела быть узнанной, не хотела возвращения того кошмара, который ей пришлось пережить, исследуя извращенное мужское сознание. Не было более отвратительной темы для разговора за ужином.
— Садись здесь, Рейвен.
Джейкоб элегантно отодвинул для нее стул с высокой спинкой.
Осторожно, стараясь избегать физического контакта, Рейвен позволила себя усадить. Это был самый настоящий ад — находиться в непосредственной близости от такого количества людей. Даже будучи ребенком, она страдала от воздействия эмоций, излучаемых окружающими. Она едва не сошла с ума, прежде чем научилась ставить защиту. Это работало, пока боль или разочарование не становились слишком сильными или пока она не прикасалась к другому человеку. Или, как сейчас, когда находилась рядом с очень сильным дьявольским разумом.
Прямо во время беседы, которая журчала вокруг, среди людей, казалось бы неплохо проводивших время, Рейвен вдруг ощутила знакомые признаки перенапряжения. Словно осколки стекла впились в голову, а в животе все протестующе перевернулось. Она не могла съесть ни кусочка.
Михаил вдохнул ночной воздух, медленно пересекая городок в поисках того, в чем нуждался. Нет, это была не женщина. Он не смог бы вынести женского прикосновения к своей коже. Он проснулся в опасно сильном сексуальном возбуждении и был очень близок к обращению. Он мог потерять самообладание. Поэтому лучше, если это будет мужчина. Он с легкостью двигался вперед среди людей, отвечая на приветствия тех, кто его знал. Все уважали его, с ним считались.
Споткнувшись позади молодого человека — он подходил ему по сложению и силе, а запах его тела свидетельствовал о здоровье, и в венах бурлила жизнь, — после непродолжительной и ничего не значащей беседы Михаил мягко отдал приказ, дружески обхватив свою жертву за плечи. И в глубокой тени, склонив голову, он отлично утолил голод. Он был осторожен и старался держать свои эмоции под жестким контролем. Этот молодой человек ему понравился, он знал его семью. Он не мог совершить ошибку.
Первая волна страданий ударила как раз в тот момент, когда он поднял голову.
Рейвен.
Он бессознательно устремился к ней, нежно дотрагиваясь своим сознанием до ее сознания и стараясь убедить себя, что она все еще с ним. Встревоженный, он быстро закончил свое дело, освобождая молодого человека из-под своего влияния и внушая ему продолжение разговора. Дружески смеясь, он непринужденно принял рукопожатие и поддержал собеседника, когда у того слегка закружилась голова.
Михаил открыл свое сознание, сосредоточившись на связывающей их нити, и последовал по ней. Прошли годы с того момента, когда он пользовался этим способом в последний раз, и навыки почти забылись, но он смог увидеть то, что хотел. Рейвен сидела за столом в окружении двух пар. Внешне она выглядела прекрасной и безмятежной. Но он знал, что это не так. Он смог ощутить ее замешательство, невыносимую боль, поселившуюся в голове у этой женщины, ее желание подняться и сбежать от всех. В ее глазах — цвета сапфира — сквозила боль, лицо побледнело. Напряжение. Он поразился, какой сильной она оказалась. И дело было не в телепатии — никто, кроме него, даже обладая телепатическими способностями, не смог бы понять, какую боль она испытывает.
