Но теперь горка поднимается среди совсем другого ландшафта.
Безмолвный голос в его голове говорит Паха Сапе, что он смотрит на свои любимые Черные холмы и Великие равнины в промежутке от 11 000 до 13 000 лет до своего рождения. Сейчас позднее лето, начало осени, но воздух холоден, и по мере спуска ворона Паха Сапа видит, что Тетонские и Скалистые горы на западе целиком засыпаны снегом. На этих пиках к концу августа — началу сентября всегда оставалось совсем немного снега, но теперь они поднимаются на западе белой стеной.
Опытный взгляд Паха Сапы видит и другие, не столь значительные изменения. В равнинах и предгорьях слишком много деревьев, и некоторые из них принадлежат к высокорослым разновидностям сосен и елей, которые не растут у Медвежьей горки.
Травы в прерии такой высоты и такой насыщенной зелени, каких Паха Сапа не видел даже весной, не говоря уже о конце лета. И трава нигде не общипана бизонами.
Ворон пролетает над рекой, и Паха Сапа сразу же понимает, что в ней слишком много воды для этого времени года и что вода там молочно-голубая, наполненная мелкими частичками — крошевом с ледников на западе и севере.
Ледники!
Ворон машет крыльями, двигается с ошеломляющей скоростью, то уходит вверх, то ныряет вниз, и дух Паха Сапы воспаряет вместе с ним.
Животные!
В равнинах пасутся миллионные стада бизонов, но там есть и другие жвачные. И не только олени и антилопы. Сами бизоны кажутся более крупными, рога у них длиннее, а рядом двигаются табуны лошадей светлой масти — Паха Сапа таких никогда не видел. Это не табуны одомашненных лошадей времен его детства, не потомки тех лошадей, что остались от испанцев веком-двумя ранее, но более мелкие, пугливые, странного вида лошади, которые обитали в этих местах за 11 000–13 000 лет до его времени.
Между стадами бизонов и табунами диких лошадей шествует цепочка слонов.
Слоны!
Ворон грациозно кружит всего в сотне футов над семейством толстокожих. Это не цирковые слоны, это какая-то разновидность мамонтов, хотя и не такая, обросшая шерстью, чьи изображения и кости он видел вместе с Рейн на Всемирной выставке в Чикаго. Уши у мамонтов кажутся маленькими, а бивни у самцов длинные и изогнутые. Маленький слон, не более шести футов в плечах, — как у них называется слон-младенец? — держит хоботом хвост матери, и гиганты величественно шествуют по пружинистому дерну. Семья приближается к реке, и ведущий самец трубит, а откуда-то из соснового леса по другую сторону реки ему отвечает другой мамонт.
Рычит лев. Где-то еще дальше воют волки.
Если бы у Паха Сапы сейчас было тело, он бы заплакал.
Он видит прайд львов: полуприкрытые низкой листвой, они нежатся у реки. Это обычные львы, каких можно увидеть в зоопарке в Денвере, но в то же время не совсем обычные. Свободные, величественные, спокойные, живущие в своей среде обитания. Львица отправляется на охоту, медленно подкрадывается к небольшой группе антилоп и лошадей, пришедших на водопой к реке.
Над вороном — его вороном — мелькает тень, и черная птица в панике начинает молотить крыльями, уходя в сторону. Мелькнувшая тень — это огромный лысый орел, он кружит высоко в небе, высматривая львенка. Паха Сапа недоумевает — неужели орел, пусть даже и такой большой, наберется наглости и попытается украсть хотя бы самого малого из львят, за которыми зорко присматривают родители?
Паха Сапа достаточно долго прожил на этом свете и знает, что любое плотоядное убьет и съест кого угодно, если у него будет хоть малейший шанс. А еще он знает, что иногда убийство даже среди самых прагматичных птиц и больших животных совершается ради восторга убийства, а не из-за голода.
Паха Сапа видит крупных животных, которых даже не может опознать, — что-то похожее на очень длинношеего верблюда; потом еще каких-то зверей — размером с небольшого бизона, широконогие, длинношеие, с маленькими головами, они с комической медлительностью ленивца идут через кустарник к деревьям.
Паха Сапе хочется думать, что это ему снится, но он прекрасно понимает, что никакой это не сон. Верблюды, ленивцы, табуны странных маленьких лошадей, неуклюжие мамонты, а еще крадущиеся львы, ягуары, громадные гризли — все они реальны в этом мире, в каком бы далеком прошлом этот мир ни находился. Это видение, а не сон.
Появление орла, видимо, напугало его ворона, и теперь тот летит на юг мимо Медвежьей горки к Черным холмам, все время набирая высоту. Горы Рашмор не существует. Гора Шесть Пращуров — целая и нетронутая.
Но прежде чем ворон покинул прерию, равнины, лес и реку, Паха Сапа успел увидеть напоследок что-то странное — небольшую группу человеческих существ, приближающихся с севера. Это были не икче вичаза и не какое-либо другое племя или род, знакомые ему, — у них волосатые лица, они одеты в грубые, плотные звериные шкуры, а в руках держат копья гораздо более примитивные, чем когда-либо делали индейцы Равнин.
Кто они — предки предков его предков или просто чужаки? Но он уверен, что они только теперь пришли сюда с севера после многих лет скитаний по землям, недавно освобожденным отступившими ледниками и морями.
И — в этом он был уверен, совершенно не понимая, откуда эта уверенность берется, — спустя несколько поколений после прибытия этих волосатых людей в Новый мир все большие хищные четвероногие и большие травоядные, которых он только что созерцал с такой радостью (львы, верблюды, слоны-мамонты, гигантские ленивцы и даже лошади), будут истреблены и здесь, и повсюду в Северной Америке.
Впервые за шестьдесят лет Паха Сапа увидел правду, стоявшую за правдой его видения каменных гигантов вазичу.
Пожиратели жирных кусков, истребив бизонов, всего лишь продолжили линию, начатую всерьез десять тысяч лет назад предками Паха Сапы и их более ранними предшественниками, — линию на истребление всех крупных, больших видов, которые развивались на этом континенте.
Старейшины икче вичаза (теперь, во времена Паха Сапы, превратившиеся в кривоногих подражателей ковбоев) сколько угодно могли встречаться во время торжественных, похожих на представление советов, искалеченные артритом старики могли целые дни проводить в парилках, наряжаться в старинные одежды с бисером и перьями, как их недавние предки, льстить себе речами о том, что в прежние времена они имели духовное превосходство, что их племена были защитниками мира природы. Но… на самом деле… именно они и все те, кто был до них, их почитаемые предки и те волосатые незнакомцы, которые, возможно, вовсе и не были предками, истребили навсегда прекрасные виды слонов-мамонтов, верблюдов, львов, кустарниковых быков,
[135]
гепардов, ягуаров, ленивцев и гигантских бизонов, рядом с которыми нынешние выглядели как телята, не говоря уже о виде малых выносливых лошадей, который развился здесь и был уничтожен людьми задолго до того, как испанцы завезли сюда их европейских собратьев.
