Зал славы и высеченная в скале гигантская лестница, ведущая к нему, были центральной частью борглумовского проекта рашморского святилища демократии, и зимой 1938/39 года он начал серьезные работы по пробивке входного туннеля. Шум отбойных молотков в ограниченном пространстве и невероятное количество образующейся пыли делали работу опасной и труднопереносимой. Борглум стоял на своем.
Летом 1939 года конгрессмен Франсис Кейс от имени комитета по ассигнованиям лично исследовал условия труда во входном коридоре в Зал славы и сообщил, что они не соответствуют нормам, а вероятность заболевания рабочих силикозом и предъявления исков правительству слишком высока.
Работы над Залом славы были прекращены навсегда по свистку в июле 1939 года. Когда рабочие в 1941 году покинули площадку, обнаружилось, что туннель шириной в четырнадцать, высотой в двадцать футов и длиной около семидесяти пяти футов облюбовали горные козлы.
Голова Теодора Рузвельта, четвертая и последняя фигура на горе Рашмор, была официально открыта вечером 2 июля 1939 года, девять лет спустя после открытия головы Джорджа Вашингтона. В тот вечер впервые была включена полная иллюминация (пусть и на короткое время). Борглум сделал это, запустив сначала осветительные ракеты, а потом включив батарею из двенадцати мощных прожекторов. Певец Ричард Ирвинг исполнил новенькую, с иголочки, песню Ирвинга Берлина «Благослови, Господь, Америку».
[140]
Хотя президента Рузвельта на церемонии не было, на открытии последней головы присутствовало около двенадцати тысяч гостей, а в атмосферу всеобщего воодушевления внесли свой немалый вклад ковбойская звезда немого кино Уильям Харт и группа танцоров сиу в настоящих национальных костюмах.
Борглум сообщил, что ему предстоят еще годы, если не десятилетия работы на горе Рашмор. Оставалась еще «доводка» — удаление неровностей с помощью специальных пневматических молотков, — а также взрывные и камнетесные работы по «проявлению» верхних частей тел, руки Линкольна и тому подобное. Не оставил Борглум и надежды продолжить работы в Зале славы. Он работал над улучшением вентиляции и введением других мер повышения безопасности — необходимо было только продолжение финансирования.
В феврале 1941 года Борглум вновь попробовал обаять ФДР и конгресс, требуя от президента увеличения финансирования, чтобы «святилище демократии» было завершено полностью. Борглум отправился в Вашингтон пробивать деньги, как он делал это в течение последних четырнадцати лет, и на этот раз с ним поехала его жена Мэри. Они заехали в Чикаго, где Борглум должен был выступить с речью, а заодно собирался обратиться к специалисту — его в последнее время донимала простата.
Доктор рекомендовал ему операцию, и Борглум решил сделать ее немедленно, чтобы весной с новыми силами продолжить работы на Рашморе.
Образовавшиеся после операции кровяные сгустки задержали Борглума в больнице на две недели, а 28 февраля он получил убийственное сообщение, что президент Рузвельт сокращает до минимума все расходы, не связанные с обороной, и больше не будет выделять средства на проекты типа рашморского.
6 марта 1941 года, ровно неделю спустя после получения этого известия от Рузвельта и после многократных закупорок сосудов кровяными сгустками, Гутцон Борглум скончался в чикагской больнице.
Многие из тех, кто проработал на горе Рашмор почти пятнадцать лет, полагали, что тело Борглума следует захоронить в незаконченном туннеле Зала славы, но Национальная служба парков не стала рассматривать это предложение. Останки Борглума временно захоронили в Чикаго, а спустя три года перенесли на кладбище «Форест-Лон» в Глендейле, штат Калифорния. Заупокойная служба по Борглуму для рабочих и друзей босса была проведена в кистонской конгрегационалистской церкви.
Национальная служба парков, конгресс и комиссия по проекту Рашмор были готовы в ту же неделю закрыть работы, но рабочие обратились с ходатайством в комиссию, прося назначить сына Борглума Линкольна новым директором, чтобы продолжать работы и «завершить проект в соответствии с планами его отца».
Комиссия согласилась, но это был чисто символический жест. Имея лишь оставшиеся от прежнего финансирования пятьдесят тысяч долларов, двадцатидевятилетний Линкольн Борглум в последние месяцы работы сосредоточился на доводке некоторых деталей на лице Тедди Рузвельта и добавил окончательные штрихи к воротнику и лацканам Джорджа Вашингтона.
Последний летний сезон работ прошел хорошо и казался, по крайней мере сторонним наблюдателям, похожим на все другие летние сезоны работ — рашморская бейсбольная команда продолжала выступать, по пятницам на пятистах шести ступеньках проходили обычные соревнования по прыжкам, в субботу устраивались танцы, в студии Линкольна Борглума днем по воскресеньям бесплатно показывались фильмы, и многие страдавшие с похмелья в понедельник, поднявшись на пятьсот шесть ступенек, не получали томатного сока.
Но этот сезон был другим, и каждый, работающий на проекте, знал это. Все казалось другим осенью 1941 года в этом мире, где становилось все тревожнее и тревожнее.
31 октября 1941 года на горе Рашмор просвистел свисток — и остановились последний пневматический бур и шлифовочная машина.
История тестя Роберта, бельгийского еврея мсье Вандена Далана Адлера, была рассказана в книге «Бельгийский еврей-гранильщик алмазов: история спасения», по которой в 1959 году был снят низкобюджетный фильм «Алмазы или смерть» с Макдональдом Кэри в роли Адлера, Рут Роман в роли жены Адлера (Зигмон — в жизни, Сюзанной — в фильме) и двадцатипятилетней Магги Смит (это была ее вторая роль в кино) в роли Рене. Этот фильм, так никогда и не выпущенный ни на видеокассетах, ни на DVD, сегодня известен историкам кино по необыкновенно выразительной работе оператора Пола Бисона и по переменчивой, совершенно не соответствующей предмету музыке трубача-джазиста Диззи Риса. Фанаты «Звездного пути» знают про фильм «Алмазы или смерть»: актер Леонард Нимой
[141]
(в титрах он назван Леонард Немой) довольно неумело сыграл в фильме 1959 года эпизодическую роль нациста и пособника офицера гестапо по имени Хейнрих, одержимого идеей не выпустить семью Адлера из Бельгии. (Хейнрихом — которого сыграл, слишком уж пересаливая, Генри Роуланд — звался не упомянутый в титрах нацистский офицер в «Касабланке», истинном шедевре, до которого «Алмазам или смерти» как до луны. У Немого-Нимого в фильме всего несколько слов, но его чудовищный немецкий акцент, несмотря на краткость текста, почему-то хорошо известен серьезным фанатам «Звездного пути».)
В жизни же гранильщику алмазов, ставшему торговцем бриллиантами, Вандену Далану Адлеру, блестяще удалось, в отличие от большинства бельгийских евреев, вывезти свою семью из Бельгии накануне Второй мировой войны.
