Книга Черные Холмы, страница 47. Автор книги Дэн Симмонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Черные Холмы»

Cтраница 47

Паха Сапа рассмеялся, прочтя последний пункт, — и смеялся до слез. Разве не великолепно, что вазичу используют энергию своих тайных богов, тайные энергии самой Вселенной, чтобы подавать сточные воды «в направлении» озера Мичиган, находящегося всего в сотне ярдов от территории выставки. Как, спрашивал он себя, сточные воды проделывают остальную часть пути, там, где не действуют толкающие силы десятков и сотен тысяч объединенных лошадиных сил, вольт и ампер электромагнетизма? И тут Паха Сапа рассмеялся снова и обнаружил, что он всерьез плачет.

Именно в этот момент к нему подошел облаченный в синий костюм экскурсовод в маленькой красной шапочке без полей и прокричал:

— И это еще не самые большие динамо-машины на выставке!

Паха Сапе было трудно в это поверить.

— Да? А где можно увидеть самые большие?

— Неподалеку отсюда, в здании Компании внутренней железной дороги. Твоя читать понимать, вождь?

— Да, сэр, моя понимать.

Экскурсовод прищурился, не понимая, была это издевка или нет, но продолжал кричать:

— Тогда найди табличку, на которой написано «КВЖД» или «Электростанция». Это за машинным залом, около южной ограды выставки. Немногие находят это место или желают заглянуть туда.

— Спасибо.

Паха Сапа был искренне благодарен.

Электростанция была и в самом деле размещена далеко — у самой ограды за монастырем Ла-Рабида (который действительно имел некоторое отношение к Христофору Колумбу) [53] и за тотемными шестами у южной оконечности павильона антропологии (в котором Паха Сапа мог бы изучать френологический экспонат, объясняющий, почему американские индейцы с точки зрения дарвинизма являются задержавшейся в развитии расой).

Когда Паха Сапа наконец вошел в здание электростанции КВЖД, в котором было пусто, если не считать нескольких скучающих служителей в комбинезонах и одного старика с тремя детишками, ему пришлось быстро искать стул, иначе он рисковал рухнуть на пол.

Здесь перед ним была самая большая и мощная в мире динамо-машина. Желтый плакат сообщал: «Если учесть, что наша железная дорога имеет длину шесть с половиной миль и шестнадцать составов, постоянно находящихся в движении, и в общей сложности шестьдесят четыре вагона, которые нередко переполнены пассажирами, то можно себе представить, какую энергию должен генерировать этот вращающийся гигант».

Он и в самом деле был вращающимся гигантом, его самый большой ротор, хоть и углубленный наполовину в цементный фундамент, все же почти касался балок под потолком. Рев и грохот здесь стояли оглушительные, а в воздухе постоянно ощущался запах озона. Редкие волосы на руках Паха Сапы встали дыбом да так и остались. Эта динамо-машина не подавала сточные воды в направлении озера, а приводила в действие электропоезда внутренней железной дороги, перевозившей посетителей по периметру выставки и из одного конца в другой. Но Паха Сапа знал, что имеет значение вовсе не то, как используется эта энергия; важно то, что способность обуздывать и направлять ее изменила мир.

И потому при каждом посещении выставки Паха Сапа некоторое время проводил, разглядывая новые экспонаты, заходил на несколько минут в Дом электричества, простаивал часами около ревущих двигателей и динамо-машин машинного зала, а на сладкое оставлял последние час или два — сидел здесь, в отдаленном здании электростанции КВЖД, наблюдал и воспринимал дивную динамо-машину. Она была похожа на заброшенный собор; рабочие и служители скоро привыкли к Паха Сапе и приподнимали шапочки, увидев его.

Был здесь и еще один человек, которого Паха Сапа замечал несколько раз во время посещений электростанции, — пожилой мужчина в дорогом помятом костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и лысиной (Паха Сапа увидел ее блеск в свете висящих наверху лампочек без абажуров, когда джентльмен снял соломенную шляпу и протер свой розоватый череп вышитым носовым платком). Даже трость его казалась дорогой. По большей части здесь находились только обслуживающий персонал динамо-машины, хранивший молчание, как церковный служка во время торжественной мессы, Паха Сапа, который стоял или сидел на стуле, и бородатый джентльмен, который стоял или сидел на стуле ярдах в пяти от Паха Сапы.

Когда эти двое увидели друг друга в третий раз, джентльмен подошел к Паха Сапе, оперся на трость и, откашлявшись, сказал:

— Прошу прощения. Я не имею намерений вас беспокоить и понимаю, что мой вопрос может показаться бесцеремонным, даже, возможно, оскорбительным, но скажите, пожалуйста, ведь вы американский индеец?

Паха Сапа посмотрел на человека (на том в этот очень теплый майский день был темный помятый полотняный пиджак, тогда как Паха Сапа потел в своем черном костюме). В глазах джентльмена светился недюжинный ум.

— Да. Я из племени, которое мы называем лакота, а другие — сиу.

— Замечательно! Но я за своей бесцеремонностью забыл о вежливости. Меня зовут Генри Адамс. [54]

Человек протянул свою маленькую, точеную руку. Она была такой же розовой, как и его череп и щеки над бородкой.

Паха Сапа поднялся на ноги, пожал джентльмену руку, назвал свое фальшивое имя — Билли Вялый Конь. Бородатый человек кивнул и сказал, что очень рад встретить именно здесь, в помещении электростанции Всемирной выставки, представителя народа сиу. Паха Сапа внезапно исполнился острого ощущения старой печали — не его собственной, — но, к счастью, никаких других воспоминаний или впечатлений через это рукопожатие не передалось. Паха Сапа не думал, что сможет сохранить психическое здоровье, если к тем ночам, когда в его голове бесконечно бубнил Кастер, и к воспоминаниям Шального Коня добавится еще один ряд воспоминаний.

Как же мало он знал о том, что ожидает его в будущем.

Они оба снова повернулись к ревущей динамо-машине. В помещении электростанции, где не было паровых двигателей, стоял не такой сильный грохот, как в Доме машиностроения, но шум от этой машины, хотя и менее громкий, был глуше и ниже. Шум этот вызывал вибрацию костей и зубов Паха Сапы и, казалось, пробуждал в нем слабое, но вполне ощутимое сексуальное желание. Чувствует ли это пожилой джентльмен, спрашивал себя Паха Сапа.

Джентльмен говорил очень ровным голосом, отточенным (как верно догадался Паха Сапа) десятилетиями вежливых, но серьезных разговоров, к тому же приправленным почти, но не явным чувством юмора, — Паха Сапа ощутил подавленный смешок, хотя от человека все еще продолжала исходить волна печали.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация