Ее ноги передвигались сами по себе. Ли Нельсон не чувствовала их. Страх сковал ее тело. Она словно наблюдала за происходящим со стороны, как в случае клинической смерти. Два охранника вывели, а точнее вынесли ее через внутренний двор и небольшие ворота наружу, за крепостную стену.
Ли Нельсон уставилась на водную гладь гавани. Над водой стелился туман. Ноги женщины дрожали. Она подумала о муже и детях. Оставалось только молить Бога, чтобы пандемия их пощадила.
Охранник слева приставил дуло пистолета к ее затылку… и замертво повалился на землю. Глаза второго мужчины расширились от ужаса, и он рухнул рядом с товарищем.
Ли оглянулась, испытывая сильнейшее головокружение. Страх отступил. Ноги подкосились, и она опустилась на землю…
Ясность ума вернулась к ней, когда она увидела высокую фигуру, облаченную в плащ с капюшоном. Из глазниц существа смотрели три пары глаз. Встав на четвереньки на промерзлой земле, женщина с ужасом взирала на чудовище.
— Пожалуйста… не обижайте меня…
Изо рта Жнеца раздался знакомый голос:
— У меня есть правило: я никогда не забираю хорошую душу после среды.
— Шеп?
Глаза женщины закатились, и она потеряла сознание.
Высоко над Манхэттеном три военных вертолета достигли нужного района. Моля Всевышнего о прощении, пилоты сбросили свой смертоносный груз на город…
Медицинский центр для ветеранов
08:02
Пустые коридоры утопали во тьме. В помещениях стоял осенний холод. Из палат доносились стоны и кашель тех, кто умирал здесь, всеми покинутый.
Ветеранам, получившим раны на заокеанских войнах, оказывают почести на словах, но когда нужна конкретная помощь, их стараются не замечать, словно сумасшедшего дядюшку, которого родственники никогда не приглашают на свадьбу и не оплакивают на похоронах. Забота о людях с ампутированными конечностями и страдающих от рака бывших солдатах вгоняет в депрессию наших патриотов, поэтому конгрессмены предпочитают вкладывать деньги в разработку новых видов вооружения, а не решать проблемы двух текущих воен.
Впрочем, те, кто посвятил свою жизнь уходу за ранеными ветеранами, думают по-другому, но «Коса» давно скосила этих доблестных жрецов милосердия.
Умертвив весь персонал госпиталя, чума, подобно голодной волчице, прокралась в стерильные палаты. Болезни нужны новые жизни, чтобы существовать. Техник, в спешке покидая здание, забыл герметично закрыть вакуумное уплотнение дверей, ведущих к палатам ветеранов. Теперь голодному зверю был накрыт богатый стол.
Открытые раны и неподвижные люди, лежащие рядами, словно сардельки, стали легкой добычей чумы.
За двенадцать часов госпиталь превратился в инкубатор смерти.
Красная лампочка жизненных показателей мигала, словно одинокий цветок в пустынной пампе. Инкубатор работал на встроенных аккумуляторных батареях. Рожденная меньше суток назад девочка с золотисто-каштановыми волосами мирно спала под бдительным надзором матери.
Мэри Луиза Клипот смотрела на дочь, горя желанием окружить ее любовью и заботой, всем тем, чего она сама была лишена в детстве. Темный силуэт отразился от плексигласовой стенки инкубатора.
— Убирайся прочь, Смерть! — крикнула Мэри. — Ты не заберешь у меня дочь! Санта-Муэрте защитит ее!
Мрачный Жнец ударил деревянным держаком косы о кафельный пол: казалось, кузнечный молот ударил о наковальню. Восьмидюймовая расщелина разделила палату на две части.
— Чего ты хочешь? Не мое же дитя?
— Ты должна ответить за смерть десяти тысяч младенцев. Ты пожнешь боль, которую посеяла во вселенной. Твое дитя будет частью урожая смерти.
— Нет!
Мэри Клипот бросилась к инкубатору, обхватила его руками, моля о снисхождении.
— Пожалуйста! Не карай за мои грехи невинное дитя! Боже! Я знаю, что ты слышишь меня! Пожалуйста, прости меня! Сжалься над душой моей дочери!
Жрец взглянул на новорожденную.
— Отрекись от Санта-Муэрте, и я пощажу твоего ребенка.
Мэри глянула на яркий белый свет, льющийся на город.
— Я отрекаюсь от нее!
Мощный тепловой поток выжег крик, рвущийся из ее горла, и испепелил плоть на костях.
Паоло и Франческа несмело ступили на пристань острова Свободы. Мимо них пробежали дети и подростки, спеша по мощеной дороге к статуе Свободы.
Дэвид Кантор ударом ноги сбил замок с запертых дверей, и люди вошли в помещение в постаменте. Как только они очутились внутри, ярко-белый свет, словно вспышка молнии, озарил северо-восточную часть неба.
Остров Говернорс
8:12
Президент Эрик Когело открыл глаза. Боль, которая в течение последних шести часов разрывала на куски его голову и все тело, утихла. Даже жар заметно спал.
Он полежал в кровати, наслаждаясь удовольствием, которое получал от того, что снова почувствовал себя здоровым человеком. Внезапно его накрыла волна ужаса, и Когело привстал на постели. Он ощутил слабость во всем теле. Сначала он не смог сориентироваться, где находится, и был несказанно изумлен, обнаружив, что лежит в комнате, а дверь закрыта изнутри на засов.
Внезапный приступ леденящего кровь ужаса заставил президента вжаться спиной в стену.
В углу комнаты стоял тощий человек в рваной сутане с надвинутым на лицо капюшоном. Он смотрел на Когело глазницами, в которых, сменяя друг друга, то появлялись, то исчезали сотни глаз. В поднятой руке странное создание сжимало косу, и с ее кривого, покрытого зеленью лезвия на пол капала кровь.
Живой скелет медленно двинулся к кровати.
— Помогите! Пожалуйста, помогите!
Порыв ледяного воздуха вырвался изо рта черепа, когда Жнец заговорил:
— Здесь нет никого, кто мог бы помочь тебе. Ковчег, который ваш народ построил ради спасения своих никчемных правителей, поврежден, и все, кроме тебя, умерли от чумы.
— О-о-о… Боже правый! — воскликнул президент, хватая воздух пересохшим ртом. Собрав волю в кулак, он поднялся на ноги перед лицом надвигающейся на него смерти. — Ответь только на один вопрос, прежде чем ты возьмешь мою жизнь. Человечество погибнет из-за нашей роковой ошибки?
— Пока еще не ясно, — ответил Жнец.
— Моя смерть послужит во искупление наших грехов?
— Нет. Твоя жизнь может принести толику света в этот мир.
По крови Когело разлился адреналин. Он почувствовал нервное покалывание во всем теле.
— Ты даруешь мне жизнь?
