Выпустив ручку управления, Шеп обхватил искусственными пальцами ручку «шаг-газ», плотно сжал их здоровой правой рукой и дернул протез вверх.
Вертолет, словно пассажирский лифт, взмыл над крышами и шпилями домов. Ухватившись правой рукой за ручку управления, Патрик развернул «медэвак» на запад. Далеко внизу простирался Центральный парк. Впереди блеснули воды Гудзона. До Нью-Джерси — несколько минут лету.
«Приземляюсь в Джерси, оставляю пару пробирок для семьи, а остальное отдам… Потом сразу же обратно. Би живет в Бэттери-парке. Надо будет посадить эту корзину с болтами на крышу ближайшего небоскреба…»
Черные вертолеты появились из ниоткуда. «Апачи». Они заняли выгодную во всех отношениях позицию над санитарным вертолетом. Две авиационные одноствольные автоматические пушки «Эм-230» кровожадно целились на кабину пилота. Он почувствовал себя домашним котом, загнанным в угол ротвейлерами.
— Потише, парни. Я на вашей стороне, — сказал Патрик, поднимая деревянную коробочку с вакциной.
Пилот «Апача» справа сделал ему знак садиться.
Шеп утвердительно кивнул и показал поднятый вверх палец правой руки. Чтобы выиграть время, он начал опускаться под малым углом. Вертолет продолжал лететь на запад к реке Гудзон.
«Не позволь им посадить тебя на Манхэттене. Надо лететь к воде».
Он увидел мост Джорджа Вашингтона и свернул туда.
Из туреля летящего справа «Апача» вылетела очередь из двух сотен тридцатимиллиметровых снарядов малого калибра. Они разорвались близко от вертолета Патрика, заставляя его пойти на более резкое снижение высоты. Сердце билось в груди в унисон с рокотом роторов. Патрик уменьшил шаг несущего винта. Корпус вертолета «медэвака» опасно завибрировал, борясь с сильным ветром, дующим над береговой линией Гудзона.
«Если приземлишься, они тебя убьют или арестуют. В любом случае ты больше не увидишь свою семью».
В отчаянии Патрик быстро снижал свой вертолет. Его взгляд шарил по мелькающей внизу местности. Мост Джорджа Вашингтона был совсем рядом…
— Полегче… Не толкайся… мне надо тебя повернуть…
Просунув пальцы в хирургических перчатках глубоко в вагину женщины, доктор Дэвид Кантор осторожно высвободил плечики младенца.
— Хорошо. Теперь тужьтесь.
Из расширившегося влагалища женщины показались слипшиеся черные волосы, затем крошечная головка и сморщенное личико. Рука врача, затянутая в латекс, нежно помогла новорожденному выйти из лона матери. Это было подобно чуду. Розовый младенец весом восемь футов и десять унций сучил ножками, а за ним тянулась извивающаяся кольцами пуповина.
— Поздравляю, мальчик!
Стекло маски запотело, когда военврач начал укачивать младенца. Обмотав мизинец влажной медицинской салфеткой, он почистил новорожденному дыхательные пути. Булькающий плач сменился здоровым детским криком. Кислород начал поступать в легкие, и личико малыша сразу же порозовело. Стефани Коллинз завернула новорожденного в одеяло. Капрал с заплаканными глазами передала сверток плачущей матери.
— Gracias… Gracias… — благодарила она.
— Mazel tov,
[39]
— ответил Дэвид и взял в руку пуповину младенца.
Залп прозвучал, словно сегодня праздновали Четвертое июля.
— Черт побери!
Быстро перевязав пуповину, врач перерезал ее лезвием перочинного ножа и снял окровавленные хирургические перчатки.
— Капрал! Оставайтесь с роженицей…
— Сэр! Ваши руки!
— А-а-а… Да. Точно.
Натянув перчатки защитного костюма, капитан Дэвид Кантор выпрыгнул из крова автомобиля. Без автомата, налегке, мужчина побежал к заграждению. На середине дороги он остановился, тяжело дыша в маске ребризера.
Перед ним разворачивалась пронизанная ужасом картина побоища…
Холод, голод, злость, отчаяние и страх сделали свое черное дело. Толпа, подойдя вплотную к заграждению из колючей проволоки и бетонных блоков, открыла огонь по солдатам из подразделения «Свобода». Те ответили градом газовых гранат, и национальные гвардейцы оказались под перекрестным огнем. Кто-то успел спрятаться, кто-то присоединился к соотечественникам и начал стрелять в иностранных военных. Дело принимало нешуточный оборот. Появилась кровь. Падали убитые. Остановить побоище уже не мог никто. Водители сигналили и давали полный газ. Началось лобовое наступление. Первые ряды машин шли на таран бетонных заграждений, но шквальный заградительный огонь нес смерть каждому прорвавшемуся.
Машины взрывались, словно бензиновые бомбы. Их пассажиры превращались в горящие факелы, впрочем, их печальная судьба была предопределена несколько часов назад тем, какое место они заняли в потоке автомобилей.
Вторая волна машин врезалась сзади, толкая горящие автомобили вперед. Преодолев двухтонные бетонные блоки, они сталкивались с бамперами армейских «хаммеров». Через несколько секунд жизнь превратилась в гонку на выживание, где судьбу человека решали мгновения.
В хаосе разрушения Дэвид заметил полковника Герстада. Он лежал в луже собственной крови и выкрикивал что-то в свою портативную рацию.
Глаза Дэвида расширились от ужаса.
— Нет! Нет!
Капитан бросился со всех ног обратно к армейскому грузовику, забрался в кабину, завел двигатель и помчался на запад по мосту Джорджа Вашингтона. Его испуганных пассажиров мотало из стороны в сторону в кузове грузовика.
Два «Апача» вели медленно спускающийся вертолет «медэвака» к теннисным кортам, расположенным к югу от моста между берегом реки и автострадой Генри Гудзона.
«Пора!»
Шеп пошел на резкое снижение, сделал петлю, уворачиваясь от военных вертолетов, и полетел низко над водой. На ветровом стекле появились брызги. Волны плескались меньше чем в десяти футах под шасси санитарного вертолета, ветер свистел в кабине пилота…
Патрик вел вертолет на запад, но «Апачи» спешили перекрыть ему дорогу. Пришлось делать петлю и лететь на север к мосту Джорджа Вашингтона.
Шеп снизил вертолет так, что свинцово-синие воды реки коснулись его шасси. «Медэвак» нырнул под нижний ярус подвесного моста. Вой роторов рвал барабанные перепонки. Вертолет вынырнул из-под моста…
Бум!.. Бум!.. Бум!..
И наступила тишина. Декабрьский воздух раскалился так, словно солнце поменялось местами с луной. Ослепительные оранжевые языки пламени гигантскими грибами взметнулись в небо. Стальные балки, покрытые содержащей термит краской, взрывались, выделяя температуру пять тысяч градусов по Фаренгейту и расплавляя металлические балочные фермы и кабели, словно сливочное масло в микроволновой печи. Столбы черного густого дыма частично скрыли из вида Девяносто пятую федеральную автостраду. Верхний ярус моста, местами превращенный в расплавленную сталь, рухнул на нижний ярус, и середина моста Джорджа Вашингтона — все шестнадцать полос движения — погрузилась в воды Гудзона.
