— А ты знаешь, что когда-то вся эта территория находилась под водой? Миллионы лет назад полуостров Юкатан находился на дне тропического моря, а его поверхность была покрыта кораллами и морским илом. Эта часть морского дна состояла в основном из известняковых пород, а потом — бум! — космический корабль, или чем там была та штука, врезался в Землю. При столкновении раскололось известняковое дно, подняв волны высотой в полкилометра, последовало множество извержений, атмосферу заполнила пыль, которая помешала процессам фотосинтеза и уничтожила большинство живых организмов на планете. А полуостров Юкатан внезапно поднялся из воды, превратившись из морского дна в отрезок суши. Дождевая вода заполняла разломы и каверны известняка, размывала камень и в результате образовала огромный подземный лабиринт, который тянется подо всем полуостровом. Мама говорила, что под землей Юкатан больше всего напоминает огромный кусок швейцарского сыра.
Он откинулся на спинку кресла, невидящим взглядом уставившись на приборную доску.
— Во время последнего ледникового периода уровень воды опустился, поэтому сейчас пещеры под полуостровом уже не затоплены. Но там возникло огромное количество сталактитов, сталагмитов и других образованных карбонатом кальция карстовых формирований.
— Карстовых?
— Карст — это научное название пористой известняковой почвы. Весь Юкатан состоит из карста. Как бы то ни было, около четырнадцати тысяч лет назад лед растаял и уровень моря поднялся, снова затопив пещеры. На Юкатане нет наземных рек, вся вода на полуострове добывается из подземных пещер. В центральных областях есть пресные источники, однако чем ближе к побережью, тем более соленая в них вода. Иногда потолки подземных пещер проламываются, и тогда возникают карстовые воронки…
— Такие, как священный дзонот?
Мик улыбнулся.
— Ты использовала майяское название сенота, а я и не думал, что ты его знаешь.
— Моя бабушка была майя. Она рассказала мне, что дзоноты считались порталами в Подземный мир, в Шибальбу. Мик, вы с матерью… были очень близки, верно?
— До недавнего времени она была моим единственным другом.
Доминика сглотнула образовавшийся в горле комок.
— Когда мы были в заливе, ты начал рассказывать мне что-то о том, как она умирала. Мне показалось, ты злился на отца.
Тень неуверенности скользнула по его лицу.
— Нам действительно пора идти.
— Нет, подожди… Расскажи мне, что случилось. Возможно, я смогу тебе помочь. Если ты не доверишься мне, то кому тогда ты сможешь доверять?
Он наклонился вперед, почти лег на руль и уставился на облепленное разбившимися жучками ветровое стекло.
— Мне было двенадцать. Мы жили в двухкомнатной хибарке на краю Наска. Моя мать умирала, рак пожирал ее изнутри. Она уже не могла вынести ни облучения, ни химиотерапии. Она была слишком слаба, чтобы самой заботиться о себе. Юлиус не мог позволить себе нанять сиделку, поэтому, пока он работал в пустыне, я дежурил у ее постели. Мамины органы отказывали один за другим. Она лежала на кровати, сжавшись в комочек от невыносимой боли, а я расчесывал ей волосы и читал вслух. У нее были длинные темные волосы, совсем как у тебя. Потом я уже не мог их расчесывать: они выпадали целыми прядями и сбивались в колтун. — Одинокая слеза скатилась по его щеке. — Но ее ум по-прежнему оставался ясным, она была в сознании до самого конца. По утрам ей всегда становилось лучше, она могла поддерживать беседу, но после полудня и ближе к вечеру становилась вялой и безразличной, морфин не давал ей возможности сосредоточиться. Однажды вечером Юлиус пришел домой, вымотанный тремя сутками работы в пустыне. У мамы тогда выдался тяжелый день. Ей пришлось бороться с сильной лихорадкой и ужасной болью, а я был выжат до капли, поскольку за семьдесят два часа не мог даже толком поспать. Юлиус сел на край ее постели и молча смотрел на нее. В конце концов я пожелал ему спокойной ночи и закрыл за собой дверь, решив хоть немного отдохнуть.
Наверное, я отключился, как только моя голова коснулась подушки. Не знаю, долго ли я проспал, знаю только, что посреди ночи меня разбудил приглушенный плач. Я вскочил с постели и открыл дверь.
Мик закрыл глаза, слезы теперь катились беспрестанно.
— Что это было? — спросила Доминика. — Что ты увидел?
— Плакала моя мать. Юлиус склонился над ней и душил ее подушкой.
— О господи…
— А я просто стоял в дверях, все еще в полусне, и не понимал, что происходит. Спустя минуту или около того мама утихла. Только тогда Юлиус заметил открытую дверь. Он обернулся и посмотрел на меня с диким выражением лица. Затащил меня обратно в мою комнату, плача и бормоча что-то о том, что мама так страдала, что он не мог позволить ей мучиться снова и снова.
Мик раскачивался вперед и назад, глядя в ветровое стекло.
— Это снится тебе в кошмарах?
Он кивнул, потом стиснул кулаки и ударил по грязной приборной доске.
— Да кем себя считал этот старый козел, чтобы принимать такие решения? Именно я о ней заботился, я один о ней заботился, а вовсе не он!
Кулаки снова и снова колотили по приборной доске, выпуская так долго копившуюся злость. Выдохшись, Мик прижался лбом к рулевому колесу.
— Он ведь даже не спросил меня, Доминика. Он не дал мне шанса попрощаться с ней.
Доминика притянула его к себе, гладя по волосам. Он прижался лицом к ее груди. Слезы катились по ее щекам от осознания того, как он мучался, с детства лишившись шанса на нормальную жизнь, а часть взрослой жизни проведя в одиночном заключении. Как после всего этого я смогу заставить себя вернуть его в клинику?
Через несколько минут он успокоился, отстранился от нее и вытер глаза.
— Думаю, мне придется хорошо подумать над тем, что именно я должен своей семье.
— Тебе пришлось нелегко, но сейчас ведь все налаживается.
Мик хмыкнул.
— По-твоему это называется «налаживается»?
Она наклонилась к нему и поцеловала, сначала осторожно, затем придвинулась ближе, и их губы слились в поцелуе, языки сплелись, разжигая страсть. В возбуждении они срывали друг с друга одежду, обмениваясь в темноте ласками, толкаясь в тесной кабине, где руль и рычаг переключения передач ограничивали их движения.
— Мик… подожди. Я так не могу, здесь совсем нет места.
Она положила голову ему на плечо, задыхаясь и чувствуя, как по лицу стекают капли пота.
— В следующий раз бери в аренду что-нибудь с задним сиденьем.
— Обещаю. — И он поцеловал ее в лоб.
Доминика задумчиво перебирала завитки волос на его затылке.
— Нам лучше выбраться отсюда, иначе мы опоздаем на встречу с твоими друзьями.
Они вышли из машины. Мик забрался в кузов и снял пристегнутые к обрешетке кислородные баллоны. Протянул один из них, уже оснащенный регулятором, Доминике, потом передал ей жилет.
