Лев Захарович неспешно встал и, взяв из лежащей на столе пачки папиросу, щелкнул зажигалкой.
— Может, лучше фельдшеру зайдете? Бром у него еще остался.
— Вавилонский масон, член большевицкой «цеки» Мехлис Лев Захарович приговаривается к квалифицированной казни — разрубанию на части посредством мясницкого топора, начиная с пяток…
Унгерн, задохнувшись воздухом, яростно дернул себя за ус.
— Казнь будет производиться под духовой оркестр. Репертуар: русские народные мелодии, начиная с «Комарицкой». Время исполнения: не менее шести часов, после чего комиссарский фарш надлежит скормить собакам, голову же обработать должным образом и поместить на казацкой пике в людном месте ради воспитательного момента!..
Мехлис, глубоко затянувшись, выдохнул синеватое колечко папиросного дыма. Иван Кузьмич же горестно констатировал, что за фельдшером идти придется. А еще понадобится пара веревок и ведро с водой.
— Однако!!!
Стены комнаты дрогнули, зазвенели стекла.
— Исходя из нынешних обстоятельств казнь временно… Вы слышите, граж-да-нин на-чаль-ник? Временно откладывается. Господину Мехлису присваивается звание полковника, он назначается моим специальным представителем в России. Задача: проведение переговоров с руководителями СССР. К исполнению обязанностей приказываю приступить немедленно!.. Вы меня поняли, господин Мехлис?
Кречетов шагнул к двери, дабы привести фельдшера, а заодно пару бойцов покрепче, но был остановлен негромкими словами пламенного большевика.
— А вам не кажется, гражданин Унгерн, что вы опоздали на три года?
— Хмм…
Барон грузно опустился на стул, бросил на колени фуражку.
— Господин Мехлис! Три года назад я не имел нужных сведений о составе большевицкого синклита. Откуда? Степь, дикость, тарбаганы бегают… Про масонов в составе вашего «цека» мне, понятно, доложили, но о здоровом, так сказать, элементе, я и не слыхивал. Потом, уже в плену, довелось почитать вашу прессу, да и поговорить кое с кем. На допросе я изложил господину Щетинкину некоторые соображения по поводу военных действий русской армии в Китае и на Тибете. Не из надежды на помилование, а исключительно ради пользы дела.
Кречетов невольно почесал затылок. А ведь действительно! Щетинкин как-то при встрече обмолвился, что план похода из Монголии в Тибет давно проработан, причем план отменный, прямо как из Генерального штаба.
— За час до расстрела из Столицы пришла телеграмма, с господином Ярославским, государственным обвинителем, даже истерика случилась. А потом от меня потребовали все изложить в письменном виде, предоставили не только карты местности, но и разведывательные донесения…
— Допустим, — все так же невозмутимо откликнулся новоиспеченный полковник. — Но внешней политикой в СССР руководит Политбюро, а вооруженными силами — Революционный Военный совет. Ваша инициатива, гражданин Унгерн, избыточна.
Барон, привстав, уперся руками в стол, ухмыльнулся злорадно:
— Об этом предоставьте судить мне, господин специальный представитель. Ваше дело — доложить и выслушать ответ. Решение по Тибету давно принято, однако ему противостояла воля господина Бронштейна. Сей иудеомасон не хотел ссориться с республиканским правительством в Кантоне. Ныне же, когда помянутый отправился прямиком в котел к господину Карлу Марксу, время настало.
— Так это же большая война выйдет! — не утерпел Кречетов. — На весь Китай война, а то и на всю Азию. А какая сейчас война, если от РККА едва десятая часть осталась!
Именно об этом толковал ему Щетинкин, объясняя отказ Столицы от размещения частей Красной армии в Сайхоте. Даже с цифрами познакомил. Была когда-то непобедимая Рабоче-Крестьянская, теперь же один скелет место обозначает.
Унгерн дернул плечом под истертым погоном.
— Господин командующий Обороной Сайхота! Нужный приказ будет доведен до вас в должное время. И не думайте, что я не знаком с обстановкой. В западном Китае правительственных войск очень мало. России нет необходимости вступать в войну. На помощь восставшему Тибету придут армии Монголии, Сайхота, а также подразделения добровольцев из Маньчжурии. Но это уже детали.
Барон встал, гордо вскинул подбородок:
— Итак, господа, можете считать, что операция уже началась. Честь имею!
Ответа ждать не стал — прогрохотал сапогами. Громко хлопнула дверь.
— Может, все-таки свяжем и брому дадим? — задумчиво молвил добрая душа Иван Кузьмич. — Или караул приставим?
* * *
Унгерн бежал в ту же ночь, перед рассветом. Оплошавшие часовые только руками развели, однако вскоре все разъяснилось. В толстом глиняном заборе, окружавшем постоялый двор, как раз за отхожим местом чернела сквозная дыра. Кусок покрытой побелкой мешковины лежал рядом, еще один обнаружился снаружи. Беглецу не понадобилось проходить сквозь камень.
На улице, возле пролома, прямо на свежем, недавно выпавшем снегу лежала большая черная собака. Ее пытались прогнать, незваная гостья огрызалась, выла, кидалась на людей. Наконец, ушла, но не слишком далеко, к соседнему забору. Улеглась в снег, блеснула желтыми глазами…
Глава 4
Париж, Париж…
1
Ольга вдохнула сырой промозглый воздух, зябко повела плечами. Оттепель! Всю ночь шел снег, к утру подмерзло, но ближе к полудню лед подтаял, задул теплый ветер, небо Столицы задернули тяжелые низкие тучи. Полушубок Зотова надевать не стала, предпочтя привычную шинель, теперь же искренне пожалела. На кладбище было как-то по-особенному зябко, сырость пробирала до костей, вдобавок левый ботинок совсем не вовремя прохудился. Хоть возвращайся!
Бывший замкомэск вытерла платком мокрый нос и, осудив себя за пораженческий мысли, твердо шагнула в мокрый снег. Главная аллея, четыре поперечные пропустить, на пятую свернуть. Два белых гвоздики, купленных на маленьком базарчике у ворот, торчали из-за отворота шинели. В кобуре на поясе — «маузер» № 1. Вперед!
На Ваганьково девушка хотела съездить еще перед Новым годом, но так и не собралась. Спешит некуда, мертвые — мертвы. «Склеп семьи Шипелевых… Ничего там сейчас уже нет.» Но все равно на душе было неспокойно, и Ольга решилась. Нашла в библиотеке подробный план кладбища, дождалась ближайшего выходного, купила цветы.
На похороны Виктора Вырыпаева ее не пригласили. Пусть белые гвоздики останутся там, где батальонный бывал…
У закрытой церкви, перед заколоченными крест-накрест вратами, сидели в снегу трое нищих. Ольга порылась в карманах, нащупала несколько серебряных монеток с гербом СССР.
Вчера с нею долго беседовал товарищ Ким. Когда позвонил секретарь, Зотова решила, что речь пойдет о ее секторе. Поздравления схлынули, она получила новое удостоверение (не бумажку, а твердую книжку с фотографией), ясности же почти не прибавилось. Кабинет уехавшего на Дальний Восток товарища Рудзутака ей не отдали, все группы, числившиеся в секторе, перешли в подчинение Общего отдела, Зотовой же осталась привычная комната с наглыми комсомольцами и ежедневная пачка писем с проектами Вечных двигателей. Начальство ничего не желало пояснять, отговариваясь великой занятостью. В Центральном Комитете, как и на кладбищенской аллее, дули холодные ветры.
