Гастон попытался вырваться, повернулся, замер с открытым ртом… Бывший старший уполномоченный опустил руку, Огнев и Мурка подхватили обмякшее тело. Леонид хотел напомнить, что клиента следует уложить на заднее сиденье, не забыв заткнуть рот, но промолчал. Сами сообразят, не маленькие. А вот как следует осмотреться, дабы оставить полиции лишнюю улику, это уже его забота.
Бывший бандит по кличке Фартовый любил работать чисто.
* * *
— Quand nous chanterons le temps des cerises
Et gai rossignol et merle moqueur…
[34]
Пел Миша Огнев с душой, налегая на французское «r», хотя и негромко, чтобы не мешать. Леонид же, слегка расслабившись, приоткрыл окно и выкурил подряд пару «житанов». Мурка устроилась на заднем сиденье возле связанного и стреноженного Гастона, положив тяжелые «кольт» на колени.
За окнам авто синел вечерний сумрак. Фары пока не включали. Авто мчалось по дороге, уходя все дальше на юг. Шоссе называлось Солнечным, но сейчас впереди была долгая зимняя ночь.
— Seront tous en fête
Les belles auront la folie en tête
Et les amoureux du soleil au cœur…
Леонид понимал, что предосторожности не имеют смысла. После первых же вопросов де Сен-Луи сообразит, к кому попал, значит, любителя мальчиков следует или надежно завербовать — или оставить на дне ближайшей речки. Материала для вербовки хватит на троих, но из трусов и подлецов получаются никудышные агенты. С такими бывший старший оперуполномоченный уже встречался: и по чекистской службе и в лихой разбойничьей жизни. Предадут, побегут каяться, потом снова предадут… Но валет Гастон нужен живым, он — единственная ниточка, ведущая к установке «Пространственный Луч», и дальше, на Тускулу…
— Можем повернуть, — по-русски проговорил Огнев, откладывая в сторону карту. — Проселок, чуть дальше водохранилище, имеет смысл остановиться прямо на берегу.
Сзади, где темным кулем лежал похищенный, что-то булькнуло, и тут же послышался звук оплеухи. Товарищ Климова бдила.
— Хорошо, сворачиваем.
Репортер уменьшил скорость, включил фары и внезапно рассмеялся:
— Почетное дело поручено мне:
Давить сапогами клопов на стене.
Выйдя из авто, товарищ Москвин полез в карман за папиросами, но вовремя вспомнил, что окурок — тоже улика. Ничего, потерпит! Место ему чрезвычайно понравилось. Темная вода — и голый пустырь вокруг. Ни души, ни огонька.
Фары выключили. Темнота принесла с собой холод, и Леонид невольно вспомнил последнюю ночь в Питере. Они с Паном идут по Лиговке, скоро нужный дом, темная подворотня, где следует сбавить шаг, пропуская товарища вперед…
— Кладите прямо на землю. Простудится — не беда.
Гастона не положили — бросили, услышав в ответ полное обиды мычание. Товарищ Москвин склонился над ерзающим по холодной земле телом, прикидывая, с чего следует начинать. Наверно, с фотографии. Наглядность всегда помогает.
— Мишель, достаньте фото.
— Сейчас, — послышалось откуда-то сзади. Леонид не успел даже удивиться — холодный металл коснулся затылка.
— Не двигайтесь, Леон.
— Миша, отойди чуть назад, а то пулей задену — Мурка держала «кольт» обеими руками, целя прямо в лицо. — А ты, Лёнечка, снимай пальто, только очень медленно. Про пистолет забудь, враз череп снесу!
Леонид на миг закрыл глаза, словно жалуясь на судьбу. Сколько раз убить могли, приговор писали, к расстрельной стенке ставили. Обошла Костлявая стороной! И ради чего? Чтобы на «машку» коцаную нарваться! Товарищ Климова зря надеется на свой «кольт», пуля из «бульдога» успеет раньше, но Огнев тоже не промахнется. Перехвалил парня!
Товарищ Москвин, резко выдохнув, расстегнул верхнюю пуговицу. Сам виноват!
«А молодой жульман, ох, молодой жульман заработал вышку.»
Пальто, резинка, пистолет… Мишель вытряс карманы, забрал эстонский паспорт, деньги, чековую книжку. Мурка стояла рядом, не опуская оружия. Наконец, зубасто улыбнулась:
— Садись. Прямо на землю. Простудишься — не беда.
И вновь Леонид подчинился. Обхватил колени руками, ткнулся подбородком. Рядом приглушенно замычал Гастон. Бывший старший оперуполномоченный прикинул, что ситуация не слишком изменилась. Его будут вербовать — или отправят под черную воду. Но из Лёньки Пантелеева тоже плохой агент…
Репортер собрал деньги и документы, рассовал по карманам, затем подошел к девушке, обнял.
— Погоди, Мишенька! — Мурка, быстро поцеловав парня в губы, опустила «кольт». — Дай мне его пистолет. Сними с предохранителя, я в этих железках не шибко разбираюсь.
Теперь на Леонида смотрел его собственный «бульдог». Ощущение оказалось не из самых приятных. Здесь их четверо, выживет, скорее всего, кто-то один.
— Товарищ Огнев! А вы не опасаетесь, что и вас прикончат? Климова — предательница, свидетели ей ни к чему, особенно на заседании трибунала.
Мишель поглядел на Мурку. Та улыбалась.
— Нет, Лёнечка! У нас с Мишенькой любовь на всю жизнь. Я за него замуж выйду. Но ты в любовь не веришь, поэтому иначе скажу. Товарищ Огнев в составе делегации, если он исчезнет, шум начнется, меня приплетут, а потом и тебя. А зачем нам это?
Бывший чекист согласно кивнул. Верно, он и сам бы так поступил. Значит, будет у Мишеньки любовь на всю его короткую жизнь. До границы СССР по крайней мере дотянет.
— Маруся! А с клиентом нашим чего делать будем? — явно осмелевший репортер легко пнул Гастона носком ботинка. — Если он что-то важное знает, надо бы допросить.
— Нет, Миша, не надо.
Климова подошла ближе, чуть наклонилась:
— Это Леониду Семеновичу очень надо. А нам с тобой эти тайны ни к чему, дольше проживем. Леонид Семенович сейчас сидит и думает, как бы с нами расквитаться. Правда, Лёнечка? И того не понимает, что не я это выдумала. Ему, Мишенька, хотели очень важное дело поручить, а он на Тускулу собрался, вроде как дезертировать решил. А партии дезертиры без надобности. И начальство очень, я тебе скажу, обиделось. Приказал наш начальник за тобой, красивым, присматривать, глаз не сводить. А дальше — целиком на мое усмотрение. Вот я и усмотрела. Лишен ты доверия, Леонид Семенович, а значит, возвращаться домой тебе не с руки. Что живым, что мертвым.
Резко встала, подняла руку. Сухо ударили выстрелы. Тело Гастона де Сен-Луи подпрыгнуло, задрожало… Затихло.
— Миша, брось фотографию, — Мурка дернула подбородком. — Ту самую, срамную, с мальчиками. Для здешних «ажанов» лишний следок будет. А ты, Леонид Семенович, не поминай лихом. Не помрешь — живи, как знаешь. Прощай, Лёнька Черные Глаза!
Товарищ Москвин хотел ответить, но не успел. «Бульдог» плюнул желтым пламенем. Резкая боль обожгла бедро, прокатилась телом, сжала сердце.
