Она протянула мне бутылочку из темного стекла, наполненную густой, темной жидкостью. Не в силах поверить в ее чудесное превращение из мегеры в заботливую матушку, я с опаской взял сосуд и поднес к губам, но едва меня коснулся терпкий, пряный запах жидкости, как мучительная жажда набросилась с новой силой.
Глоток, еще глоток… Я не заметил, как выпил все до дна.
– Что это? – Невероятная мощь и желание жизни заполнили меня, пьяня как хмель. Исчезли страхи, исчезла жажда. – Я никогда не пил ничего вкуснее!
Губ мати коснулась улыбка.
– Это эликсир нашей жизни. То, что будет всегда охранять тебя от боли и слабости, делать всесильным, сродни богам. К сожалению, есть небольшие трудности, чтобы таким, как мы, выжить среди смертных, но наши колдуны научились справляться и с ними. Вот. Возьми. – Она протянула мне перстень, в котором кровавой каплей светился большой рубин. – Камень создан из твоей крови. Крови того, кем ты был до обряда. Этот перстень создаст иллюзию тебя смертного. Для всех твое сердце будет биться так же, как и раньше, а по венам будет течь горячая кровь. Солнечный свет не причинит никаких неудобств. Только огонь и освященное оружие служителей церкви смогут развеять нас в прах. А еще – оборотни. Их кровь – смертельный яд для нас, так же как и наша кровь для них. Между нашими родами уже несколько столетий ведется война, и окончания ее не будет, пока существует хоть один белозадый.
От ее слов нахлынули воспоминания.
Катарина!
Я надел перстень (мало ли) и поднялся с кровати.
– Мне нужно идти.
– Куда? – Мати казалась удивленной, но, что-то вспомнив, она послушно кивнула. – Впрочем, да! Нужно. Барон ждет внизу. Он научит тебя быть охотником.
Я покачал головой.
– Нет. Тут без меня. Я не собираюсь становиться охотником и не собираюсь воевать с Детьми леса. Я отправляюсь к Катарине.
Ее лицо будто окаменело.
– Ты не знаешь, о чем говоришь! Теперь лисы почуют тебя, едва ты ступишь в лес. Один укус любого из них, и ты умрешь. Навсегда! Сначала научись выживать!
– Я уже проходил через это и остался жив!
– Тебе просто повезло. Кто-то промыл твои раны. К тому же тогда ты еще не был бессмертным. С сегодняшнего дня для тебя все изменилось! Ты – как новорожденный! Хочешь остаться в живых – слушайся и учись!
– Мне все равно. Я обещал, что приеду за ней и заберу. – Шагнув мимо матери, я прошел к двери и остановился, удивленно разглядывая… мати! Только что та стояла у кровати, и вот она снова передо мной! – Пропусти. Если ты не позволишь забрать ее сейчас, я сделаю это потом. Время неважно. Она будет моей!
Грубо ее оттолкнув, я рванул на себя дверь, выскочил на лестницу и, не видя ступеней, бросился вниз. Только бы бежать! Движение позволяло почувствовать новообретенную скорость, ловкость и силу. Боги, еще чуть-чуть, и мне понравится быть бессмертным! Толкнувшись в створки массивных дверей, я удивился тому, как легко они распахнулись, выбежал во двор и замер, изо всех сил зажмурившись. Солнечный свет ослепил так, что мне показалось, будто я уже никогда не смогу видеть. Я услышал, как кто-то подошел ко мне. Чьи-то пальцы крепко сжали плечо, и раздавшийся рядом со мной голос Барона заставил чуть приоткрыть веки.
– Это всего лишь солнце. Ты слишком долго провел под сводами замка. Твои глаза отвыкли от его лучей. Не бойся. Пока ты пьешь живительный нектар, ничто не сможет нарушить твою защиту.
Я взглянул на него.
– А что, есть такие, кто добровольно отказывается от… от «защиты»?
– Есть. Ты уже имел честь встретится с ними в имении твоей драгоценной Катарины, да упокоит Господь ее душу. Существа, убившие по моему приказу всю ее семью, когда-то тоже были бессмертными, но… лишь раз попробовав кровь животных, навсегда потеряли возможность снова стать одними из нас. В угоду жажде и слабости они навечно обрекли себя быть рабами, зависящими от нас, от наших амулетов, защищающих их от солнечных лучей и разложения. Как бы тебя ни мучил голод – никогда не пей кровь низших.
Оглядевшись, я заметил всего трех дворовых, убирающихся на скотном дворе (никто не встанет у меня на пути, если я попытаюсь сбежать), и смело посмотрел Барону в глаза.
– Я понял. Но… ты оговорился, и я хочу тебя поправить.
– Оговорился в чем? – Барон удивленно вскинул бровь.
– Ты позволил себе не очень-то вежливо отозваться о моей избраннице, – охотно пояснил я. Ощущение невероятного могущества и какая-то бесшабашная ярость усыпили чувство самосохранения. Страх исчез. Осталась только вседозволенность и правота! – Поэтому в дальнейшем…
– Вот как? – перебил меня Барон. – И что в моей речи тебя оскорбило?
– Ты отозвался о Катарине так, будто ее нет в живых! – Я выдержал его взгляд. И тут услышал легкие шаги. Через несколько мгновений дверь беззвучно открылась, выпуская во двор мати. Я стоял к ней спиной и не видел ее, но вместе с услышанными мной шагами в сознании тотчас появился образ. Интересно, сколько еще талантов мне придется в себе открыть?
Барон одарил ее мрачным взглядом и посмотрел на меня.
– Мне жаль.
Сердце бешено забилось, толкая по венам отравленную кровь. Я ничего не спросил. Просто смотрел на него и знал, что он скажет.
– Катарина пошла против воли графини Мареш. В тот день, когда ты прибыл в замок, должна была состояться ее свадьба. Она отказалась. Белохвостые предложили ей выбрать между честью и смертью. Она выбрала смерть.
– Что они с нею сделали? – Отчаяние, неверие и ярость терзали меня кинжалами боли. Катарины больше нет? Больше нет той, что удерживала меня на краю безумия? И я должен в это поверить?
– Это мне неизвестно. Но мои слуги знают, где ее могила. – Лицо Барона по-прежнему оставалось бесстрастным. – Мне действительно жаль. Но… война продолжается. Хочешь ли ты отомстить за смерть любимой?
Я только кивнул и закрыл глаза. Что-то внутри меня умерло этим утром. Наверное, моя душа».
– Скажи, кем она была для тебя? – Я с трудом оторвалась от мерцающего экрана и посмотрела на Влада. Спросила и сама испугалась. Хотела ли я знать правду?
Какое-то время Влад, словно не слыша меня, сосредоточенно читал, затем поднял на меня глаза, в которых плескалась чернота ночи.
– Ты сейчас о ком?
Я помолчала, набираясь смелости, и выдохнула:
– О Катарине. Я ведь на нее похожа?
Он побуравил меня взглядом, усмехнулся и вдруг качнул головой:
– Нет.
И снова уставился в книгу.
