– Видишь ли… Бессмертные очень хорошо владеют даром иллюзии. – Влад осторожно коснулся ветхого переплета, словно от его прикосновения дневник мог рассыпаться прахом. – Я пожелал, чтобы ты сама поняла все, что есть на самом деле, но… увы. Ты видишь только то, что лежит на поверхности.
– Что ты хочешь сказать? – Я нахмурилась. – Все, что я читала и переводила… этого ничего не было?
– Ну почему же? Было. Только ты читала записи не в дневнике, а здесь. – Он коснулся своего лба и грустно усмехнулся. – Все изменилось. Даже ты…
– Потому, что я ничего не помню? – Я вызывающе сложила руки на груди. – Может, потому что меня, в отличие от Катарины, ты скорее пугаешь и злишь, нежели вызываешь страсть?
– Это нормально. – Он поднялся. – Я даже готов смириться, что в теле, о котором я грезил все эти века, живет совсем иная душа… Только бы это помогло мне…
– …не дать княгине Софии вернуться в наш мир? – закончила я за него. – Почему ты ее так ненавидишь? Из-за жестокого детства? Обращения в бессмертные?
Влад ответил мне долгим, ничего не выражающим взглядом и с усмешкой качнул головой, вот только в его голосе плескалась боль.
– …только бы это помогло мне вернуть Катарину. Все остальное я готов пережить тысячу раз снова.
– В ее смерти виновна мати?
Он едва заметно передернул плечами.
– В ее смерти виновен я.
Я встала и шагнула к нему.
– Знаешь, что бы ни произошло тогда, уверена, Катарина, где бы ее душа сейчас ни была, не держит на тебя зла. Скорее, она жалеет, что пришлось покинуть того, кого она любила больше всего на свете.
Его черные глаза прищурились, не отводя от меня тревожащего взгляда.
– Ты думаешь, что можно полюбить чудовище, не дорожащее ни жизнями любимых, ни вечностью врагов?
– Обвинить можно кого угодно. Гораздо сложнее понять.
– Да, я помню… На последнем вечере у Андруша ты очень красиво мне об этом сказала. – Он протянул руку и едва коснулся моей щеки. – Что бы ни случилось, я не дам тебе умереть. Снова. Улыбнись. Не люблю видеть печаль в лицах людей. Люди должны быть… мм… счастливы.
– Где-то я это уже слышала… – насторожилась я, но Влад не удостоил меня ответом. Просто вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.
Глава девятнадцатая
Обман или мечта, не понимаю,
Но принимаю правила игры
И словно свечка, таю, таю, таю,
Когда меня огнем сжигаешь ты!
Несколько секунд я стояла, лихорадочно пытаясь вспомнить что-то ускользающее от меня и, охнув, бросилась за ним.
– На последнем вечере я говорила о своей работе… Андрушу! – Распахнув дверь, я обличительно наставила на него палец и принялась наступать. – Негодяй! Значит… Значит, это был ты? Ненавижу! Не-на-ви-жу!
Ответив мне нахальной ухмылкой, он уселся на диван, раскрыл книгу и, закинув ногу на ногу, глубокомысленно кивнул.
– Именно твои чувства отличают тебя от подлинника.
– Что?! – Ярость выплеснулась наружу. – Значит, я – фальшивка?!
Подхватив графин с водой, я с наслаждением перевернула его на голову невозмутимого Влада, но ни капли не пролилось на его волосы цвета воронова крыла, а то, что произошло в следующую секунду, заставило меня остолбенеть. Моя рука, судорожно сжимая графин, против моей воли взметнулась надо мной, и холодный поток мстительно вылился мне на голову, заставив застонать от холода и бешенства.
– Может, и фальшивка, – Влад невозмутимо оторвался от книги и насмешливо взглянул мне в глаза, затем его взгляд переместился ниже, туда, где мокрая футболка туго облепила грудь, – но есть все шансы стать подлинником. Давай начнем сначала?
Он поднялся.
– Ты – роза, распустившаяся в моем осеннем саду, ты – майская птица, впорхнувшая в мое уставшее зимнее сердце…
Я со всей силы запустила в него опустевшим графином, но подлец увернулся. Стеклянная бомба свистнула рядом с ним и, встретившись со стеной, брызнула во все стороны крошечными осколками. Словно ничего не произошло, Влад направился ко мне, продолжая декламировать:
– Любимая, я тебя все равно найду, вот только вспомнишь ли ты все, что было так безумно давно… Вот только пустишь ли ты меня к себе обогреться…
– Пошел ты… – Я честно мысленно перебрала все, к сожалению, цензурные ругательства и, решив не тратить на них время, просто посоветовала: – Засунь свою розу и соловья знаешь куда?
– Жестокая! – Он, не сводя с меня взгляда с легкой сумасшедшинкой, решительно продолжал наступать. Я попятилась. Мало ли… вдруг он сегодня еще не ужинал… – Вообще-то это слова песни, что любила петь моя сестра своему жениху. Этот романс и тебе когда-то очень нравился. Я прочитал стихи в надежде, что твоя скрытая веками и перерождениями память проснется, но… увы.
Я беспомощно остановилась, ощутив спиной стену, так некстати выросшую на моем пути. Влад подошел так близко, что до меня донесся привычный горьковатый аромат.
– Ты – прав! Я не Катарина! – глядя ему в глаза, зло выпалила я. – Так что не тешь себя надеждами.
Он приподнял мой подбородок и без тени улыбки нежно погладил его. От этой внезапной ласки я растерялась и замерла.
– И ты права. Надежда – глупое чувство смертных. – Его бархатный голос сменил манящий шепот. – Я знаю, что это ты, Кэти, но как пробудить в тебе воспоминания? Может быть, так?
Он склонился, и я ощутила прикосновение его жестких, горячих губ. Не в силах противиться этим странным чарам, я с ужасом почувствовала, как мои руки безвольно взлетели ему на шею, а губы раскрылись, отвечая на его робкий и в то же время властный поцелуй. Тело сделалось податливым и чужим. Страсть переплелась с каким-то сладостным страхом, заставляя подчиняться его напору.
Внезапно этот пленяющий и одновременно пугающий поцелуй закончился, отозвавшись в душе какой-то тоскливой пустотой.
– Ну как? Опыт удался? – Он отстранился, а в его глазах вновь воцарилась равнодушная, пугающая темнота. – Что-нибудь вспомнила?
Рука вскинулась сама, и звонкий звук пощечины стал мне наградой, как и его изумленное лицо. Скользнув у него под рукой, я вбежала в облюбованную мной комнату и так шарахнула дверью, что из косяка выбился дымок пыли.
Шок от произошедшего сменился злостью, наполняющей пузырьками кровь. Надеюсь, поймет! Слишком много он себе сегодня позволил! Поцелуй поцелуем, но даже не это меня задело, а странное беспомощное состояние, что явно было делом рук этого фокусника!
Никто не подчинит и не получит меня, если я того не пожелаю!
Хм… А если бы он захотел мной поужинать или еще чего… «надеюсь, неприличного» – как любит говаривать Вера?
При мысли о подруге адреналин этого вечера внезапно сменился непонятной тревогой. Как она там? Где она? Ведь мы должны были встретиться! Представляю, что она почувствует, если мы не явимся в срок. Знать бы еще, КОГДА этот срок! До полнолуния наверняка осталось еще дня два.
