– Она скоро очнется. – Повторил я собственные мысли и бережно перенес тело любимой на кровать. – Она только спит.
Подняв сползшее на пол одеяло, я укрыл ее и взглянул на отца.
– Я напоил ее своей кровью, и она скоро…
– Она не очнется! – Он подошел ближе и поднял кинжал. – Неужели ты думаешь, что царапина от кинжала смогла так быстро ее убить? Это твоя кровь стала для нее ядом! Катарина не очнется, потому что она – оборотень!
Я слышал его и не понимал. Услышанное не укладывалось в голове и оттого не пугало. Ведь он не знает. Он ничего не знает!
– Она не оборотень! Графиня не обращала ее! Ты ничего не знаешь! Она очнется! – не сразу осознал, что последние слова я прокричал ему в лицо. После сел рядом с Катариной и хрипло пробормотал: – А теперь уходи.
– Нет, не уйду. Все, что случилось, моя вина. Я должен был тебя предупредить, я все это знал! И именно поэтому я тут, но… я не успел. Так позволь мне вас спасти, пусть не для жизни, но для Бога!
– Интересно как? Сжечь? – Я вдруг расхохотался. Безумный смех рвался из меня вместе с душой, даря облегчение. – Да у тебя просто мания жечь все, что тебе непонятно, и все, чего ты боишься! Поди прочь, но сначала признайся – ты хочешь сжечь Катарину, чтобы в мире не появился еще один бессмертный?
– Прости. Я виновен. Тяжко виновен, что не забрал тебя сразу после рождения или до того, как княгиня создала из тебя чудовище. Но видеть твое безумие… уволь. Я не настолько виноват перед тобой! – Он шагнул ближе, подхватил безжизненно свисавшую с постели руку Катарины и указал на белесый полумесяц шрама, пересекающий девичью ладонь. – Помнишь укусившую ее на горной тропе лису? А после я дал ей камень, способный замедлить распространение яда, но я знал, что изменение постепенно свершится, она станет оборотнем – это было предрешено, к тому же с рождения в ней текла часть проклятой крови Изабеллы Мареш.
– Но… почему она ничего мне не сказала?
– Она не знала.
– И графиня не знала?
– О! Графиня знала. Иначе почему она на полгода спрятала ее от тебя? Ты и дальше считал бы Катарину мертвой, если бы прошлой ночью она не сбежала. Узнав о нападении, она бросилась тебя спасать. Катарина никогда не обращалась и даже не ведала, что стала оборотнем только потому, что носила это! – Он откинул одеяло и указал на белесый камень, лежавший на бездыханной груди любимой. – Помнишь его?
– Да. Помню. Ты подарил ей. Обычная безделушка, какие иногда носят дворовые. – Мой голос сорвался в хрип. Понимание произошедшего, которому так яростно противился разум, вдруг накрыло холодной волной горя, и невыносимая боль адским псом вгрызлась в тело, выцарапывая остатки того, что когда-то билось, любило и заставляло верить. – Я только что сам ее убил? Ту, которую боготворил?
Впервые в жизни я позволил душившим меня рыданиям обрести надо мной власть. Только бы избавиться от огня, выжигающего изнутри мою душу. Через какое-то время я очнулся от непривычно нежно коснувшейся меня руки священника.
– Тише… тише, мальчик… Ты освободил ее душу от выбора, от боли, от сомнений. Она умерла человеком несмотря на все свое наследие. А проклятье… Мне кажется, как бы мы ни старались, довлеющее над всеми нами проклятие не снять.
Сбросив его руку с плеча, я вернул кинжал в ножны и решительно поднялся.
– Прочти молитву, отец. Над той, что была единственной надеждой и смирением для такого отродья, как я. И прощай… – В последний раз я посмотрел в лицо будто уснувшей любимой, накрыл ее одеялом и направился к двери.
– Владислав? – Отец Ян догнал меня. – Что ты задумал?
– Пойду делать то, что у меня получалось лучше всего в моем бессмертии. Убивать. – Я распахнул плечом дверь, дернулся, вырываясь из его цепких пальцев, и шагнул в пелену едкого дыма, уже почти скрывшего коридор.
– Влад! Прошу! Ты не должен! Умереть легко, а ты попробуй все исправить? Бог всегда дает шанс! – догнал меня голос отца, перебиваемый натужным кашлем.
– Какой шанс? О чем ты говоришь? Я ее убил! Ее убил – я!
– Да! – Он неожиданно возник передо мной, заставляя остановиться. – Ее убил ты, и наказание для тебя поистине жестоко – века памяти и вечность боли.
Я кивнул.
– Поэтому не мешай мне! Я не выдержу этого наказания. Я хочу уйти как можно скорей.
– Уйти? Хорошо. – Его глаза подозрительно заблестели. – Но ты никогда не найдешь ее в послесмертии. Она – мученица, ты – диавол во плоти! Ваши вселенные не пересекутся, если ты не примешь очищение огнем. Только огонь способен вернуть Богу твою душу!
Я прищурился, спасаясь от едкого дыма и жгучих слез.
– А если меня примет священное пламя, я смогу искупить совершенное мной?
– На все воля Божия, сын. – Отец Ян не ответил ни «да», ни «нет», но какая-то странная надежда заставила меня добровольно направиться за ним в белесую пелену дыма. Крики, доносившиеся со двора, приблизились. Совсем рядом зазвенели встретившиеся в последнем поединке сабли.
Глава двадцатая
Кто-то что-то напророчил
В этой серебристой ночи,
Кто-то где-то затаился
И поймал нас. И убил нас!
Сном предутренним греша,
Слышу шепот, чуть дыша:
«Ну, очнись, моя душа!»
Я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. В ушах все еще раздавались крики и звон оружия. Надо же! Уснула, когда читала дневник. Впрочем, неудивительно. За последнюю пару дней я уже и забыла, что такое полноценный восьмичасовой сон!
– Мария! Проснись!
Сообразив, что мне это не снится, а крики и угрожающий звон доносятся в реальности, я распахнула глаза и торопливо села, пытаясь понять, что происходит. В комнате плескались густые сумерки. Возле меня на корточках сидел Влад. Сначала я его не узнала и, увидев рядом чей-то темный силуэт, испуганно отшатнулась, но его сухая и теплая ладонь тут же крепко зажала мне рот, а знакомый голос тихо предупредил:
– Молчи. В обители белохвостые.
– Оборотни? – Я едва слышно шевельнула губами. Остатки сна от такой новости разлетелись в клочки.
Он кивнул. Его блестящие в полумраке глаза приблизились.
– Нам нужно бежать. Справишься?
Страх липкой волной подкатился к горлу, вызывая легкую тошноту. Пересилив себя, я старательно кивнула и не удержалась от вопроса.
– Что нужно делать?
Влад поднялся и рывком поставил меня на ноги.
– Просто иди за мной. Сможешь?
Дождавшись от меня еще одного куда менее уверенного кивка, он развернулся и подошел к окну. Чуть отвел темную ткань занавески и осторожно выглянул.
