Майкл метался в кровати, размахивая немеющими конечностями и выгибаясь дугой. В полубреду он яростно сражался с невидимыми порождениями ада и громко стонал, когда острые зубы дьявольских церберов рвали изнутри его плоть и душу. Увы, слуги проиграли сражение с молодым господином и не смогли удержать его на месте.
— Господи Иисусе, да он весь горит! — вскричала Кейт.
И тут пожилой лекарь пришел им на помощь. В старческом теле таилась недюжинная сила. Одной рукой упершись Майклу в грудь, другой он приподнял его веко, потом потрогал лоб и даже сумел заглянуть ему в рот.
— Так я и думал. Пищевое отравление, точно такое же, как и у его светлости.
— Пищевое отравление? — не веря своим ушам, пролепетала Кейт. — Я бы сказала, что это потовая лихорадка
[2]
.
— Я дам этому мальчику лекарство, которое поможет ему очистить внутренности от яда. Оставьте нас. Вернетесь позже, чтобы умыть его и привести в порядок. Еда и питье категорически исключаются. Пусть пьет только мое лекарство, пока не выздоровеет окончательно. Думаю, это случится через неделю.
Майкл взвыл в отчаянии.
— Целых семь дней такого кошмара? — Он в бешенстве уста вился на старого лекаря и прорычал: — Немедленно избавь меня от этой напасти!
Кейт робко погладила хозяина по руке.
— Успокойтесь, мой храбрый лорд…
— Пойдем отсюда, Кейт. Мастер О'Хикки свое дело знает.
И Пиппин потащил девушку за собой. Одного только упоминания о страшной болезни оказалось достаточно, чтобы у него за спиной буквально выросли крылья.
Ирландский же лекарь осторожно вынимал из железного ларца флакончики и склянки итальянского стекла.
— Увы, девчонка права. У тебя наступила вторая стадия болезни. Озноб, боль, жжение, обильное потоотделение, бред, мигрень, учащенное сердцебиение и сильная жажда — вот ее несомненные признаки.
— Потовая лихорадка! — Майкл в ужасе подпрыгнул на кровати. — Ты совсем выжил из ума, старик! К чему скрывать правду от моих слуг? Они же разнесут заразу по всей деревне! Или тебе совсем не жаль несмышленых детей, ты, кельтский знахарь?
— Досужие небылицы! Зараза таится у тебя в крови. Раньше волхвы знали об этом, но их мудрость была предана огню. Дикари! Болезнь эта называется vеnerius virulentus
[3]
. Тебя ведь учили латыни? Знаешь, что такое virus, юноша?
— Это яд, — прошептал Майкл, смахивая пот со лба.
— Вот именно. В твое тело попал природный яд, например, кровь больного грызуна. Ты не можешь заразить других своим дыханием. Или прикосновением, что, в сущности, одно и тоже. Болезнь живет внутри тебя. Твоя кровь умирает. Если ее не вылечить, ты погибнешь через три дня. Но выздороветь сможешь через семь ночей. Итак, выбор за тобой!
— Жизнь! — Новый приступ боли подбросил Майкла на постели.
— Как интересно! Почему–то мои пациенты неизменно делают именно этот выбор. — Старый лекарь явно был со странностями. Он приподнял голову Майкла и поднес горлышко флакона к его губам. — Пей.
С трудом переводя дыхание, Майкл повиновался. Первый же глоток снадобья обжег ему горло.
— Будь я проклят! Что это такое? Кровь и uisce
[4]
.
— Кровь матери Гренделя
[5]
Хе–хе–хе… Она ласкает горло, верно? — весело закудахтал старый О'Хикки. — Это «драконья кровь»: крепкий напиток из сладких вин, толченого жемчуга, свинцового порошка, алтея, нашатыря, кораллов, листьев бузины, щавеля, вытяжки из льняного семени, гусениц, бархатцев, луговых цветов, девичьей травы…
— Довольно!
Безумная болтовня старого мошенника лишь усугубляла страдания юноши.
— Разумеется, если мой отвар тебе не по вкусу, молодой человек, я могу поставить тебе пиявок. Именно так поступали в Лондоне в прошлом году, во время эпидемии чумы. Сначала они три дня высасывали кровь из больных, а уже после их сжигали, хе–хе.
Майкл выхватил флакончик из рук лекаря и осушил его одним глотком. Затем он откинулся на подушку, хватая воздух широко раскрытым ртом, а потом медленно смежил веки, чувствуя, как густая жидкость унимает боль в его истерзанном теле, успокаивая и лаская плоть, разум и душу…
— Сейчас тебе захочется спать, маленький лорд, но прежде внимательно выслушай меня. Милорд Тайрон говорит, что ты отправляешься в Лондон, чтобы принять участие в рыцарском турнире в честь святого Георгия.
— Сомневаюсь, что смогу принять участие в чем–либо, помимо собственных похорон, — прошептал Майкл.
— Через неделю ты будешь как новенький, и даже лучше. Я оставляю тебе вот этот ларец с флаконами, и тебе понадобится каждая капля из них, чтобы благополучно пережить свои приключения. Раз в день, а то и два, тебя будет мучить сильная жажда. Пей и веселись, но не позволяй никому разоблачить себя, и никогда не переливай содержимое этих флаконов в другой сосуд. В противном случае составляющие его вещества утратят свои целебные свойства. Можешь есть и пить вволю, но предупреждаю: не утоляй жажду ничем иным, кроме моего снадобья.
Майклу хватило ума сообразить, что полоумный старик прав. Никто не должен знать, что он болен страшной болезнью. Мысли его путались. Словно сквозь туманную пелену до него донесся голос ирландца:
— Ага, страна снов зовет тебя, и то, чего ты должен страшиться более всего, отныне живет там…
Майкл очнулся от тяжкого забытья, почувствовав, что в горло ему уперлось что–то острое. Перед глазами у него стояла темнота, в которой плавали яркие разноцветные круги, но уже через пару мгновений он стряхнул с себя остатки сна, и зрение его обрело прежнюю четкость. Лунный свет дробился на широком лезвии сверкающего меча, одно движение которого могло запросто лишить его жизни. Чья–то гигантская тень склонилась над его постелью.
— Через два часа рассвет, подсолнушек, — сообщил ему Фердинанд, и в хриплом голосе рыцаря прозвучало злорадство. — Пора вставать. Король Генрих уже заждался тебя, слабака.
Рядом сонно завозилась женщина, прижавшись ягодицами к его голому бедру. А, это Кейт… За семь дней и ночей, проведенных в полубреду, снадобье ирландского знахаря вывело из его организма остатки яда, и Майкла охватила жажда жизни. Однако же постельные подвиги оказались преждевременными и изрядно истощили его. Болезнь вернулась. Его вновь мучила жажда. Он умирал от желания выпить хотя бы глоток чудодейственного эликсира О'Хикки.
