Почти осязаемый страх девушки тронул его сердце. Ему хотелось поверить ей, помочь и спасти, но какое–то непонятное и тревожное ощущение, которое он даже не взялся бы писать словами, не давало ему покоя.
— Почему вы пытались помешать мне спасти короля прошлой ночью?
Она опустила глаза.
— Я боялась за вас.
Юноша улыбнулся.
— Итак, мне нужно все хорошенько обдумать, после чего я извещу вас о своих планах.
— У меня есть идея. Я скажу ей, чтобы она зашла к вам в комнату завтра вечером перед ужином.
От изумления у молодого человека отвисла челюсть. Этак, чего доброго, своевольная нахалка пожелает присутствовать при его встрече с Анной.
— Миледи, я вполне способен сам назначить собственное свидание!
Пожилая камеристка, не оборачиваясь, негодующе фыркнула. Майкл, прищурившись, бросил пронзительный взгляд на Рене. — А я–то думал, старая карга не понимает ни слова по–английски.
— Старая карга прекрасно понимает ваш повышенный тон, сэр, — высокомерно заявила ему принцесса.
— Еще совсем недавно вы называли меня Майклом.
— Это была неподобающая вольность с моей стороны. Прошу извинить меня. Мне не следовало так фамильярно именовать вас.
— А все это, — Майкл широким жестом обвел комнату, — вполне подобающе?
— Я пригласила вас, чтобы обсудить серьезные вопросы, не терпящие отлагательств. Как незнакомые путешественники, едущие в одном направлении, зачастую ночуют в одной и той же кровати, так и мы с вами должны объединить усилия, чтобы разрушить изменнические планы герцога.
У Майкла — в который уже раз! — от изумления отвисла челюсть. Внутренний голос подсказывал ему, что его попросту используют. Ее любезность, которая то появлялась, то исчезала вновь, похожая на журчание весеннего ручейка, была наигранной и, несомненно, служила какой–то вполне определенной цели.
— Итак, — сказал он, — больше никаких карт?
Лукавая улыбка, которую она послала ему, собирая колоду, едва не сразила его наповал.
— Расскажи мне о своей госпоже. Какая она?
Армадо Бальони, едва держась на ногах, уставился покрасневшими от выпитого глазами на грязный стол таверны «Колокол и петух».
— С ней нелегко.
Уолтер презрительно фыркнул в ответ.
— Ты цедишь слова, как мелочный еврей дает в долг под проценты.
— Роrса miseria!
[45]
— выругался Армадо, когда неудачно выпавшие кости лишили его последних, да к тому же еще и взятых взаймы денег. — Уолтер, одолжи мне еще один золотой. Удача вот–вот вернется ко мне. Я чувствую ее!
— Какой занятный… у тебя… медальон, — Уолтер задрожал от возбуждения.
— А–а–а! Bene, bene!
[46]
— Армадо сорвал цепочку с шеи и швырнул ее на стол. — Это чистое золото! Одолжи мне еще монету!
Уолтер задумчиво покрутил в пальцах медальон с золотым крестом на черном фоне. Крошечными золотыми буквами внизу по–латыни был выгравирован девиз: «Солдаты на службе Господа». Норфолк будет доволен.
— Как получилось, что ты оказался в подчинении у принцессы? Ты давно ей служишь? И королю Франции ты служишь тоже?
Армадо раздраженно передернул плечами.
— Бывший солдат Рима должен как–то зарабатывать себе на жизнь.
— На легкую жизнь, очевидно, если ты уже два дня подряд оставляешь свой пост.
— Ба! — Армадо откинулся на спинку стула. — Сегодня вечером она развлекается.
— Вот как? И кто же этот чертов счастливчик?
— Никто. Высокий светловолосый малый из Ирландии. Уолтер, еще пару золотых?
Уолтер постарался скрыть за неуместной веселостью внезапно охватившую его ярость и сгреб медальон со стола.
— Как ты отнесешься к тому, чтобы одним махом оплатить все свои долги?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Живите сегодняшним днем и как можно меньше доверяйте дню завтрашнему.
Квинт Гораций Флакк. Оды
Черные хищные птицы кружили над казематами, издавая леденящие кровь хриплые крики и стуча когтями и клювами в витражные оконные стекла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, во рту у нее был кляп. Она попыталась крикнуть во весь голос, но издала лишь слабое хныканье. Повсюду царила кромешная тьма. Она была одна — как всегда. Никто не придет ей на помощь. В темноте вдруг замерцал тусклый свет и зазвучал хриплый шепот: «Доверься мне, доверься…»
Но она не могла этого сделать и должна была сражаться в одиночку. Солнечный свет. Бретань. Беги! Беги, и спасешься… С громким лязгом разлетелись оконные стекла. В комнату хлынули страшные черные птицы. Они схватили ее за руки, принялись тормошить, выкрикивали ее имя… Рене пронзительно закричала.
— Открой глаза, дитя мое.
Задыхаясь, Рене вдруг обнаружила, что сидит на постели в ворохе смятых простыней, судорожно вращая широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами. Ночная рубашка на спине промокла от пота. Перед ней вдруг возникло полное лицо камеристки, искаженное беспокойством. За окном ее комнаты тусклый рассвет полосовали струи дождя. Девушка испуганно вздрогнула и сжалась в комочек. Гроза. Господи Иисусе, она буквально разваливается на куски. Тем не менее, она обязана взять себя в руки и исполнить свой долг.
В углах комнаты замерцали теплые огоньки свечей, и их сияние понемногу вернуло девушке душевное спокойствие.
— Выпейте! — В руках у нее появилась теплая чашка; на лоб легла прохладная влажная ткань. — Гнусная, мерзкая погода. — Адель погрозила в сторону окна кулаком. — Ух!
— Спасибо! — Рене отпила глоток сладкого вина.
Перед ее внутренним взором все еще проплывали обрывки ночного кошмара: черные птицы, обманчивый блеск золота, страшное осознание того, что ей придется пожертвовать частью себя, чтобы выжить. Рене взглянула в окно. Отвратительная погода. Что же ей делать с Майклом и Анной? Пожалуй, не следовало помогать ему получить приличное жилье. Тогда она могла бы организовать «случайную встречу» в своих апартаментах.
А Майкл… Майкл оказался восхитительным, наивным и чрезвычайно опасным. В нем чувствовались сила и упорство. Он быстро учился, схватывал все на лету, моментально взвешивал и прикидывал, подкрадывался исподтишка и очаровывал. У него такие длинные, сильные и быстрые пальцы… По тому, как мужчина учится играть в примере, можно узнать многое. Он же оставался для нее загадкой. Джокером. Неопределенной величиной. Она не доверяла ему ни на грош.
Откинув в сторону простыни и покрывала, Рене босиком подбежала к бюро. Здесь стояли два железных ящичка. В одном лежали ее драгоценности, в другом — письменные принадлежности. У каждого внизу были выгравированы три серебряных кружочка. Принцесса придвинула к себе один ящичек, особым образом коснулась трех серебряных точек, и резная крышка откинулась.
