– И все же, – задумчиво продолжил герцог, – нет ничего опаснее чувства, что с тобой все в норме, не имея подкрепления реальностью. Есть один способ убедить короля, что его любимец не сотрудничает с нами. Если ты, конечно, хочешь спасти его, Алис. Оставь его. Отвергни.
Ее улыбка погасла. Она и сама пришла к такому печальному заключению. Но, чтобы убедить короля, требовалось в первую очередь убедить самого Эроса. От этого ей стало дурно, будто проглотила отраву, и ледяной холод вполз в сердце. С ресниц на щеку скатилась большая теплая слеза.
– Не стану обманывать тебя, Алис. Мне импонирует идея отделаться от Сфорца, но я не бессердечен. Я сознаю, что твои чувства к нему искренни. Это лучшее, что я могу тебе посоветовать.
Она вышла в прихожую. Капитан Ла Виллетта проявил нетерпение:
– Мадемуазель готова?
Убийцы и грабители, вольнодумцы и проститутки, фальшивомонетчики и должники всех мастей населяли самую зловещую тюрьму Европы – Бастилию. Закованные в наручники и кандалы, они сидели в грязных, зловонных камерах и всецело зависели от черствых, ко всему привыкших охранников. В воздухе стоял тяжелый человеческий дух смерти, болезни и несчастья, принимая форму призрачных глаз, глядящих из-за зарешеченных прорезей. Ежась от нездоровой атмосферы, Аланис следовала за Ла Виллеттой по бесконечному, освещенному факелами коридору, спускаясь по ступенькам вниз.
– Десять минут, мадемуазель, – объявил капитан, когда они прибыли на самое дно подземелья.
Камеру отпер ворчливый горбун, казавшийся истинным порождением этого проклятого Богом места. Дверь открылась с металлическим лязгом и заскрипела на средневековых петлях. Аланис вошла внутрь. Сначала она ничего не различала, только темноту. Дверь захлопнулась, и ее обняла пара сильных рук. Сердце ее взволнованно забилось.
– Аланис. – Эрос коснулся губами ее губ.
Желание ответить на поцелуй сводило ее с ума, и все же она отстранилась, зная, что, если проявит хоть каплю тепла, Эрос ей не поверит. И она выкопает ему могилу.
– Меня прислал сюда король, – произнесла она бесстрастно. – Сказал, что ты просил об этом.
– И днем и ночью. – В слабом свете факела, просачивающемся сквозь прорезь в двери, она увидела покрытое копотью лицо с блестящими глазами и солнечной улыбкой. – Боже, какая ты красивая. – Он взял ее голову и оставил на губах еще один поцелуй. – Я скучал по тебе, нимфа. А ты по мне скучала?
И хотя Эрос был грязный, его прикосновения вдохнули в ее тело жизнь. Аланис до боли хотелось запустить пальцы в его волосы и поцеловать его, но вместо этого она спросила:
– Как ты тут?
В его глазах промелькнуло подозрение.
– Отлично. А ты? Надеюсь, псы моего кузена не…
– Ты прибыл вовремя. Благодарю. Похоже, моя маленькая ложь папе римскому стала причиной твоих больших неприятностей. Людовик считает, что ты объединил силы с альянсом, Мальборо и Савойским.
– Могу себе представить, – улыбнулся Эрос.
– Он назначил твою встречу с парижским палачом на следующую неделю.
– Я решил принять ультиматум Людовика, – поколебавшись, сообщил Эрос, – и согласиться на адмиральский чин.
– Что? Принять его как суверена? Стать французской марионеткой и служить капитаном в его флоте? – с ужасом спросила Аланис. Миланцы будут вспоминать его с ненавистью и презрением. – Если ты это сделаешь, – прошептала она, – никогда не вернешь себе свою страну. Зачем?
– Ради тебя. Ты будешь жить со мной во Франции? – спросил он хрипло. – Если мы поженимся.
– Поженимся?
Он прижался к ней щекой.
– Не могу дождаться момента, чтобы сказать Людовику, что согласен, выбраться из этой вонючей дыры и заняться с тобой любовью в чистой постели. Ты и я, Аланис, муж и жена.
В этот миг Аланис со всей ясностью осознала, что скорее взойдет на костер, чем позволит Эросу пожертвовать титулом принца и княжеством. Смотреть потом всю жизнь, как он страдает и казнит себя за то, что бросил свое отечество и перешел на сторону врага, будет еще большей мукой, чем отказаться от него сейчас. Это погубит их обоих. Она должна отпустить его. Ради него самого.
– Мне жаль, – отстранилась Аланис. – Я не могу принять твое предложение. Я не буду жить во Франции.
– Я понимаю твое отвращение, англичанка. – Его рот растянулся в улыбке. – Поверь мне, я и сам не слишком радуюсь перспективе здесь обосноваться. Но это не на всю жизнь. Мы при первой же возможности сбежим отсюда:
– А как же ломбардийское венчание? Я знаю ваши миланские законы.
– Правда? Теперь это не имеет значения. – Он небрежно пожал плечами. – Ломбардский закон касается лишь миланских принцев, а не безымянных, бездомных французских моряков.
У Аланис разрывалось сердце. Ее решимость окрепла.
– Ты не станешь принцем?
Он обнял ее крепче, согревая доверчивой улыбкой.
– Нимфа, на которой я собираюсь жениться, не станет возражать. Потому что, как выяснилось, любит меня. – Он поискал подтверждения в ее глазах, но, когда она их отвела, Эрос встревожился: – У тебя есть сомнения?
– Да… я надеялась… Людовик обещал, что если я навещу тебя, он позволит нам с дедушкой вернуться в Англию. Мы уезжаем завтра.
– Я тебе не верю. Ты лжешь. Почему?
Она поймала его взгляд.
– Потому что ты был прав с самого начала. Я пришла к тебе в ту первую ночь лишь потому, что ты мне рассказал о себе. Я хочу быть принцессой, если не в Милане, то в любом другом месте.
– Но ты любишь меня.
– Никогда не любила. – Аланис душили слезы. Эрос ушам своим не верил.
– Наверно, я полный идиот, – прошептал он. – Я… я не вполне понимаю…
– Все ты понимаешь. Просто отказываешься принимать.
– Принимать что? Что женщина, вытащившая меня из ада, вылечившая мою душу, спавшая в моих объятиях, совсем мне незнакома? Откуда такое бессердечие?
Эрос поднял к себе ее лицо и заглянул в глаза.
– Аланис, а ты не думала, что у нас может быть ребенок? Наш ребенок?
– Тебя это волнует?
– Нет, никогда не волновало.
В его взгляде она видела больше, чем ей хотелось. На короткий миг Аланис закрыла глаза в надежде успокоиться и, оторвав от себя его руки, холодно проговорила:.
– Нет никакого ребенка. – Пусть он ее ненавидит. Пусть проклинает. – Я об этом позаботилась.
– Ты пришла ко мне девственницей, Аланис! Откуда тебе знать о подобных вещах?
– Девственницей, но не идиоткой, – возразила она. Он схватил ее за руки и встряхнул.
