— Ты хочешь сказать, все, что ты делал для благотворительного комитета, ты делал… для меня? — спросила Изабель.
— Мне вовсе не безразлично то, чем вы занимаетесь. Кроме того, в отличие от тебя у меня нет склонности все время кому-то помогать, но ты указала мне правильное направление, и я помог. Не понимаю, какое преступление в том, чтобы сделать что-то хорошее для того, кому хочешь понравиться!
— Ты такой же, как все остальные. — Изабель с трудом сдерживала слезы. — Просто ты лучше ведешь свою партию, потому что у тебя больше ума, решительности и… денег, чем у остальных.
Эшби раздраженно прошипел:
— Разве оттого, что я делал что-то для тебя, я превратился в негодяя?
— Нет, — тихо согласилась Изабель, опустив глаза. — Но я думала…
— Ты думала, что я точно такой же, как ты. — Эшби тяжело вздохнул.
— Сделаешь кое-что для меня? Только для меня? — спросила Изабель.
В его нынешнем состоянии Эшби готов был на все, что угодно. Он лишь молил Всевышнего о том, чтобы Изабель не послала его к черту.
— Слушаю.
Он поднял голову и увидел прямо перед собой конверт.
— Что это?
Если в этом конверте приглашение на ее свадьбу с Хэнсоном, она никогда не выйдет из этого дома. Эшби взял в руки конверт и достал оттуда карточку с изображением черных и золотых венецианских масок.
— В эту пятницу мы устраиваем бал, чтобы отпраздновать открытие нашего агентства. Мы рассчитываем собрать некоторую сумму денег и завоевать признание общества. Я пришла, чтобы лично пригласить тебя.
Эшби заметил свое имя рядом с надписью «под покровительством».
— Я подумаю.
— Это костюмированный бал. На нем все будут в масках, а не только ты. — Изабель заглянула в глаза Эшби. — Я хочу, чтобы ты пришел, Парис. Ради меня. Ты сделаешь это ради меня?
Впервые Изабель просила его сделать что-то для нее, а не для ее благотворительного комитета. Если он откажется, она больше никогда его ни о чем не попросит.
Руки Изабель скользнули по груди Эшби и сомкнулись вокруг его шеи.
— Пожалуйста, приди на этот бал, любимый. Ты единственный, кого я хочу видеть и с кем хочу танцевать. — А потом, к удивлению Эшби, Изабель встала на цыпочки и поцеловала его нежно и глубоко, вложив в поцелуй всю свою душу и сердце. Когда Изабель так его целовала, Эшби готов был на все. — Я тоже хочу тебя, — тихо призналась Изабель в перерыве между неспешными поцелуями. — Даже тогда, когда мне хочется тебя удушить. Ты самый несносный, самый скрытный и… самый чудесный мужчина на свете. — Изабель обняла Эшби — просто обняла его, — и он смог почувствовать, как на его груди бьется ее сердце.
— Изабель… — У Эшби перехватило дыхание, когда ее тепло начало проникать в холодные глубины его сердца, пробуждая воспоминания и чувства, о которых он давно забыл. Его не обнимали так с тех самых пор, как ему исполнилось четыре года. И, несмотря на то, что Изабель казалась такой маленькой и хрупкой, сила ее духа сломила его волю. Он никогда не сможет ее отпустить — даже если она отвергнет его, высмеет и сморщится от отвращения при виде его лица, — потому что попросту не переживет одиночества.
— Да, пока я не забыла… — Изабель расцепила объятия, чем привела Эшби в смятение, и достала из сумочки небольшую коробочку. Она была перевязана голубым бантом, словно подарок. — Это тебе.
— Что это? — Эшби нахмурился.
— Взгляни сам. — Изабель улыбнулась, положив коробочку на ладонь и протянув ее графу.
Эшби развязал бант, снял оберточную бумагу и поднял крышку. Сердце замерло у него в груди.
— Карманные часы.
— Да. Не сомневаюсь, что у тебя множество часов, но… я увидела эти в магазине на Бонд-стрит и… не смогла устоять. — Изабель робко улыбнулась. — Посмотри на крышку. Там есть надпись.
— Ты купила мне подарок? Но почему?
— А разве должна быть какая-то причина?
Пульс Эшби участился, а руки задрожали, когда он с благоговением сжал в руках блестящие золотые часы на цепочке и посмотрел на крышку. На белом золоте был выгравирован его фамильный герб — лев, вокруг которого вилась надпись: «П.Н. Ланкастеру, Coeur de Lion
[8]
. С любовью, Изабель». Эшби судорожно вздохнул.
— Ты ничего не имеешь против французского языка?
— Сердце льва. Нет, мне нравится. — Эшби сглотнул. — Ты так думаешь обо мне?
Глаза Изабель ответили утвердительно, но сама она после шила сказать:
— Это не подкуп. Подарок не имеет никакого отношения к приглашению на бал…
— Если ты скажешь еще хоть слово, я расплачусь. — Эшби накрыл ее рот поцелуем, давая понять, как глубоко тронул его ее подарок. В последний раз он получал подарок от родителей.
— А теперь отложи часы в сторону, потому что я еще не закончила рассказывать о бале.
Потрясенный таким проявлением чувств со стороны Изабель, Эшби любовно уложил часы в коробочку и поставил ее на верстак. Он подошел к ней с бешено колотящимся сердцем.
— Слушаюсь, ваше величество.
Изабель вновь обвила шею Эшби руками и наклонила его голову, чтобы слиться с ним в нежном неспешном поцелуе. Теплые прикосновения пухлых губ Изабель и бархатные ласки У ее языка окончательно пленили графа. Вот она, ее отличительная черта — поцелуи, опустошающие его душу и превращающие его в законченного глупца.
— Один-единственный визит — это все, о чем я прошу, — прошептала Изабель. — Подумай.
Если бы только она знала, о чем просит… Но что Эшби мог ответить? Как он мог объяснить, что осознание собственной жестокости преследовало его повсюду, что он являлся живым полем боя сотен тысяч изуродованных призраков, что ему нет места в обществе?
Глава 19
Оберон. Нее добрый час я при сиянье лунном
Надменную Титанит встречаю.
Титания. Как, это ты, ревнивец Оберон?
Летимте, эльфы, прочь!
Я отрекаюсь
От общества и ложа Оберона.
Оберон. Постой, негодная!
Не я ль супруг твой?
[9]
У. Шекспир. «Сон в летнюю ночь»
— Что за роскошный прием!
Одетая в костюм райской птицы — голубое шелковое платье с яркими перьями и такой же яркой маской, — Софи светилась от удовольствия при виде богато украшенного, заполненного гостями танцевального зала.
— Я боялась, что из-за дождя многие останутся дома, но, похоже, все представители высшего общества собрались сегодня здесь. Это настоящий успех.
