Внутри — холодная ярость. Стараюсь точно оценить ситуацию. Испанца вижу так отчетливо, словно его осветила молния. Он невысок и худощав, но силен — я еще помню его хватку. Черты лица, конечно, чисто европейские. Кожа почти черная от загара. Одет он, правда, так себе. Неоднократно чиненная одежда полиняла и выцвела, а кое-где заляпана грязью. Сам он тоже давно не мылся. От него исходит сильный запах, не вызывающий, однако, отвращения. Его можно назвать естественным. На шлеме — гребень, который сзади защищает шею. Латы потускнели, на поверхности металла видны царапины. Следы сражений? На левом бедре висит шпага. Справа — ножны для кинжала. Но они пусты. Испанец, по-видимому, разделал черепаху и сделал из дерева вертел, на котором жарил мясо, с помощью шпаги. Для костра он наломал сухих веток. В стороне лежит приспособление для добывания огня. Вместо шнура — сухожилие. Значит, он здесь уже давно.
Шепотом спрашиваю:
— Где мы?
— Это один из островов того же архипелага; вам он известен под названием Санта-Крус. Мы перенеслись на пятьсот лет назад. Сегодня — ровно сто лет до его открытия.
Дыши медленно и глубоко. Сердце, успокойся. В свое время я отдавала должное научной фантастике. Путешествия во времени. Но… испанский конкистадор!
— Из какого вы времени?
— Я уже говорил. Из будущего, примерно через сто лет. Я принимал участие в походе братьев Писарро, и мы свергли языческого правителя Перу.
— Нет. Я бы вас просто не поняла.
Ошибка. Теперь я вспоминаю. Дядя Стив говорил мне как-то, что если я встречу англичанина из шестнадцатого столетия, то не пойму ни единого слова. Написание слов почти не изменилось, а произношение — радикально. Испанский же в этом отношении гораздо стабильнее.
Дядя Стив!
Остынь. Нужно говорить спокойнее. Нет, не могу. По крайней мере, смотрю этому человеку прямо в глаза.
— Вы упомянули об одном моем родственнике, прежде чем… схватить меня своими сильными руками.
— Я сделал то, что было необходимо, — раздраженно говорит он. — Да, если вы действительно Ванда Тамберли, то я знаком с братом вашего отца. — Он пристально смотрит на меня. — Когда мы были вместе, его звали Эстебан Танакуил.
Значит, дядя Стив тоже путешествует во времени? Ничего не могу с собой поделать: голова идет кругом.
Пытаюсь успокоиться. Дон Луис-И-Так-Далее видит мое замешательство. А может, он даже его предвидел? По-моему, он хочет вывести меня из равновесия.
— Я предупредил вас, что дядя в опасности, — говорит он. — И это правда. Он мой заложник, которого я оставил в безлюдном месте, где он вскоре умрет от голода, если прежде его не растерзают дикие звери. И выкуп за него должны дать вы.
22 мая 1987 года
Один миг, и мы прибыли. Похоже на удар в солнечное сплетение. Я едва не падаю. Хватаюсь за него. Зарываюсь лицом в складки его грубого плаща.
Спокойно, милочка. Он предупредил тебя об этом… переходе в другое измерение. Сам он охвачен благоговейным страхом. Слышится торопливое:
— Ave Maria gratiae plena…
note 80 Здесь, в небесах, холодно. Луны не видно, но звезды — повсюду. Мигают огоньки летящего самолета.
Полуостров огромен, как раскинувшаяся вширь галактика. Мы над ним на высоте полумили. Внизу — белые, желтые, красные, зеленые, синие искры — сверкающий поток автомобилей, едущих из Сан-Хосе в Сан-Франциско. С левой стороны чернеют тени — это горы. Справа — темный провал залива, прочерченный огнями мостов. Гроздья огней на дальнем берегу обозначают отстоящие друг от друга районы города. Сегодня пятница, около десяти вечера.
Часто ли я видела эту картину прежде? Случалось, сквозь иллюминаторы авиалайнеров. Сейчас иное дело; я разглядываю ее с заднего сиденья зависшего в воздухе пространственно-временного мотоцикла. Впереди меня — человек, родившийся почти за пять столетий до меня.
У него прекрасное самообладание. И прямо-таки львиная отвага. Правда, лев никогда не бросается в неизвестность сломя голову. А ведь именно так поступили эти парни, когда Колумб объяснил им, где их ждет добыча.
— Это королевство Морганы-ла-Хады? — едва дыша, спрашивает он.
— Нет, тут живу я. А вот это — фонари, фонари на улицах, и в домах, и… на повозках. Эти повозки движутся сами собой, без лошадей. А там летит воздушный корабль. Но он не может переноситься с места на место и из одного года в другой, как этот.
Разумная женщина не стала бы нести такую чепуху. Она бы начала пудрить ему мозги, водить за нос и воспользовалась бы его невежеством, чтобы заманить в ловушку. Как же, в ловушку. Я — всего лишь я, а вот он — действительно супермен или очень близок к такому определению. Он — продукт естественного отбора своей эпохи. В те времена выживали и давали потомство только физически крепкие люди. Крестьянин еще мог быть дураком, ему это нисколько не мешало, а может, и наоборот. Иное дело офицер — ведь тогда не было Пентагона, чтобы думать за него. Еще во время допроса на острове Санта-Крус (на который я, Ванда Мэй Тамберли попала первой из женщин) мое самообладание дало трещину. Он даже пальцем не прикоснулся ко мне, но на психику давил, не переставая, и я сломалась. Я подумала, что лучше будет подчиниться ему. Иначе он почти наверняка допустит какую-нибудь ошибку, которая приведет к нашей гибели, и тогда ничто не поможет дяде Стиву.
— Я думал, что подобным сиянием озарены лишь обители святых, — бормочет Луис.
Города, которые ему приходилось видеть до сих пор, с наступлением ночи тонули в полнейшем мраке. Для прогулок по ним требовались, как минимум, фонари. На улицах, вместо тротуаров, по краям проезжей части клали камни, по которым можно было пробираться, не опасаясь испачкаться в конском навозе и других нечистотах.
Он поворачивается ко мне.
— Нам удастся спуститься незаметно?
— Если соблюдать осторожность. Двигайтесь потихоньку, а я буду указывать направление.
Я узнаю городок Стэнфордского университета — темное пятно в море огней. Наклоняюсь вперед, поближе к испанцу, левой рукой хватаюсь за его плащ. У сидений этого мотоцикла — прекрасная конструкция: можно держаться одними ногами. Снижаемся довольно-таки долго. Вытягиваю вперед правую руку, стараясь не касаться Кастелара.
— Вот сюда.
Машина клюет носом. Выравнивается. Плавно скользим вниз. Опять чувствую его запах. Я уже отметила: запах не кислый, а скорее пряный.
Он мне начинает нравиться. Герой, ничего не скажешь. Только бы перестал закладывать эти отчаянные виражи.
Куда это меня занесло? Слышали о пленниках, которых бьют, пытают, а они тем не менее проникаются горячей симпатией к своим похитителям? Нельзя уподобляться Пэтти Херст.
И все же, черт побери, то, что сделал Луис, просто фантастика. Отвага, помноженная на ум. Ладно, хватит об этом. Пока мы летим, нужно собраться с мыслями и вспомнить, что он рассказал, что ты видела сама и о чем догадалась.
