Сон начался видением дивного сада, сада роз; розы цвели, сияло солнце. Место было незнакомо Анне. Сад располагался на покатом склоне, Анна стояла над ним, а выше нее шел каменный парапет, на котором виднелся знак в виде алмазного креста. В отдалении стоял большой каменный дом восемнадцатого века. Анна стала медленно подниматься в направлении дома. На душе были покой и счастье. Она поднялась по каменным ступенькам до парапета. Здесь земля была плоской, и коротко подстриженная лужайка тянулась до посыпанной гравием площадки, окружавшей дом. Налево Анна не глядела, но чувствовала, что там теннисный корт, обнесенный проволочной сеткой, а за ним цветущие кусты и стена с калиткой, наверное, ведущей в сад. По обеим сторонам площадки стояли на пьедесталах две статуи в стиле восемнадцатого века.
Идя по лужайке, Анна почувствовала что-то странное в этой картине. Статуи, которые изображали ангелов, казались ярко раскрашенными. Потом она поняла, что статуи живые, что это самые настоящие ангелы, очень высокие, с громадными золотыми крыльями и в разноцветных шелковых туниках тонкой работы. При виде ангелов Анна ощутила страх. Она хотела бежать, но знала, что должна идти вперед, и пошла дальше по лужайке, но медленней и осторожней, будто подкрадываясь к редкостным и удивительным птицам; и ангелы повели себя так, как если бы были дикими птицами: при приближении Анны совершенно спокойно сошли с пьедесталов и стали отходить по гравийной площадке, мимо окон дома, к углу фасада. Увидев, что они удаляются, Анна почувствовала отчаяние, словно у нее отбирают самую дивную вещь, какую она когда-либо имела. Она не побежала вдогонку, но поспешила к площадке и перешагнула ступеньку, отделявшую ее от лужайки. Ангелы, величественно шагая, уже достигли угла дома и готовы были свернуть за него. Анна крикнула им: «Скажите, здесь ли Господь?» Один из ангелов, обернувшись довольно небрежно, ответил: «Да». Вслед за тем две огромные, похожие на птиц фигуры скрылись за углом. Анна побежала за ними, и за углом ей открылась такая же площадка, тянувшаяся вдоль стены. Кругом было пусто. Оба ангела исчезли. С чувством возвышенной печали Анна пошла дальше. Когда она была уже на середине площадки, где исчезли ангелы, то услышала звук за спиной. Она отчетливо слышала хруст гравия под ногами идущего. И знала: тот, кто идет следом, — Иисус Христос. Она не повернулась, но упала ничком, лишившись сознания.
С этого мгновения сон перешел в подобие галлюцинации. Она проснулась в маленькой спальне своей новой квартиры и сразу вспомнила сон. Резко села в кровати, полная яркого ощущения красоты сна и его важности. Потом она снова почувствовала, нет, она знала, в другой комнате кто-то есть, кто-то стоит в ее кухне в слепящем свете раннего летнего утра. И она знала, что это Иисус.
Анна выскользнула из постели, надела халат и шлепанцы. Ей было невероятно страшно. Потом тихо открыла дверь спальни. Кухня была напротив, через коридорчик, и дверь в нее была приотворена. Она толкнула ее.
Иисус стоял у стола, опершись о него одной рукой. Она не смела поднять глаз и видела только его руку, лежавшую на дочиста отмытой деревянной столешнице. Рука была бледная и худая. Он произнес ее имя: «Анна», она подняла глаза и одновременно упала на колени.
Иисус, все так же опираясь о стол, смотрел на нее. У него была удлиненная голова, лицо необычно бледное, такая бледность бывает у вещей, долго лишенных света: у затененного листа, глубоководной рыбы, личинки внутри плода. Он был безбород, со светлыми, не очень длинными волосами, худ, среднего роста и одет в бесформенные желтовато-белые брюки и такого же цвета рубашку с расстегнутым воротом и закатанными рукавами. И в парусиновых туфлях на босу ногу. Хотя форма его головы казалась чуть ли не гротескной, лицо было прекрасно. Оно не напоминало ни одно из его изображений, которые видела Анна. Неулыбчивые нежные губы, огромные сияющие глаза. В тот момент Анна ничего этого не замечала, но вспомнила позже, лишь не могла припомнить цвет глаз. Кажется, темные, то ли черные, то ли синие с рыжинкой, и сияющие.
Анна очень испугалась, и в то же время ее пронзила неистовая радость, как электрический ток, неся чувство полнейшего покоя.
Он вновь произнес:
— Анна…
— Господин… — Анна ни разу в жизни не пользовалась подобной формой обращения. И сейчас удивилась, почему не сказала «Господи» или «Учитель»?
— Ты знаешь, кто я?
— Христос, — ответила она, — Сын Бога живого.
— Встань, — сказал он.
Анна поднялась с колен и подалась вперед, глядя на него через стол. Едва ее колени оторвались от пола, ее охватило чувство беззащитности и ужаса. Трепеща, она посмотрела ему в лицо, и если раньше не видела ничего, кроме сияющих глаз и нежных губ, то теперь заметила его выражение, насмешливое, почти веселое.
— Как ты это поняла?
— Кем еще ты можешь быть, господин, — сказала Анна, — как не Другим?
Это прозвучало ужасно грубо — она опустила глаза, не в силах выдерживать его взгляд. Она посмотрела на его белую руку, опиравшуюся на стол. Шрама на ней не было.
— Твои раны, господин…
— У меня нет ран. Мои раны воображаемые.
— Но тебе же в самом деле нанесли раны, господин, — сказала Анна, поднимая глаза. — В самом деле. Пробили ладони и ноги гвоздями, а бок пронзили копьем. Выбили коленные чашечки, воткнули раскаленную докрасна иглу в печень, ослепили нашатырем и применяли электрошок…
— Ты все смешала, Анна. И мне не пробивали ладони. Гвозди вбивали в запястья. Ладони не выдержали бы веса тела.
Анна посмотрела на запястье. На нем тоже не было шрама.
— Тебе ни к чему видеть мои раны. Если они и есть, то исцелены. Если было страдание, то оно ушло и его нет.
— Но страдание… разве не в нем…
— Смысл? Нет, хотя оказалось, что оно так интересно всем вам!
— Но тогда… в чем? — спросила Анна. Она не могла подобрать слов для мучивших ее вопросов и думала: у нее есть такая возможность спросить, а язык не повинуется.
Он продолжал:
— Конечно, путь в Иерусалим не был триумфальным. Только женщины не убежали, они любили во мне меня самого. Остальные устыдились, почувствовали себя униженными и покинули меня. Да, боль — это оскорбление и урок, но она — тень преходящая. Смерть — вот учитель. Поистине это одно из моих имен.
— Но боль существует, — сказала Анна. — Животные страдают… — Она не знала точно, почему сказала это.
— У меня была счастливая жизнь, до самого конца. Галилейское море — одно из самых красивых мест на свете. Ты бывала там?
— Тебе известно, господин, — ответила Анна, — что я не бывала в Израиле.
Он улыбнулся.
— Не бойся, я знаю, кто ты, и все, что касается твоего спасения, я знаю.
Он оторвал руку от стола и откинул назад легкие прямые светлые волосы. Они у него доставали до распахнутого ворота рубахи. Он сложил руки за спиной и в упор смотрел на Анну темными сияющими глазами, выражение губ странное, будто он посмеивался над ней.
