В доме было тихо и пустынно. Поднявшись наверх, я заметил, что дверь пустующей комнаты слегка приоткрыта. Странно, я ведь всегда оставляю эту дверь закрытой. Придется заглянуть внутрь.
Дверь легко отворилась. Свет луны просачивался сквозь зашторенные окна. Я взглянул в центр комнаты, и сердце мое болезненно сжалось. Кто-то передвинул твою виолончель.
Она лежала на боку в центре комнаты. В позе было что-то вульгарное, словно инструмент решил подставить бока лунным лучам. Голова закружилась. Кто-то взломал замок и проник в дом? Кто мог ее передвинуть? Дыхание со скрежетом вырывалось из груди, когда я на ощупь нашарил выключатель. Яркий свет проник в каждую щель, и виолончель снова стояла в углу напротив книжного шкафа.
Значит, галлюцинация… Я был потрясен. Никогда не думал, что галлюцинации бывают такими яркими и убедительными. Ноги вросли в татами. Я боялся оглянуться, еще больше боялся выйти из комнаты и оставить виолончель без присмотра. Но не стоять же так всю ночь! Небольшая прогулка приведет меня в чувство.
И снова рассвет застал меня за разговорами с тобой. Я зашел дальше, чем намеревался – теперь предстояла хорошая часовая прогулка обратно. Только погляди, как высоко я забрался. Я не осознавал, что поднимаюсь на холм, пока буйные бамбуковые заросли не остались позади. Пора было возвращаться, иначе я опоздаю на работу. До чего же странно, должно быть, выглядела моя одинокая фигура в пижаме и пропитавшихся грязью мокасинах. Чтобы не быть замеченным госпожой Танакой, я постарался скользнуть в дом незаметно. Сегодня мне некогда с ней болтать. Нужно погладить рубашку и успеть на поезд, записаться на прием к доктору и продать виолончель.
Если не буду мешкать, как раз успею на 7.45.
Глава 10
Мэри
Мы проговорили всю ночь и встретили рассвет на простынях, пропитавшихся нашим потом и саке. После обеда мы не могли больше спать и потому отправились завтракать. У стойки сидели парни в рабочих робах. Они курили и смеялись, распространяя запахи асфальта и тяжелого рабочего пота. Женщина с усиками склонилась над чаном с лапшой, стряхивая туда пепел с окурка, прилепившегося к нижней губе. Принимать душ мы не стали и теперь молча сидели за столиком, приходя в себя от бессонной ночи. Крошечные красные прожилки испещряли белки Юдзи, волосы его смялись подушкой. Он взял разовые палочки и со щелчком расщепил склеенные концы. Я смотрела, как Юдзи подносит лапшу ко рту: он был прекрасен даже сейчас, когда с жадностью набрасывался на еду.
Прошлым вечером он прислал сообщение, приглашая меня встретиться в одном баре в Намбе. После работы я взяла такси. Меньше всего на свете мне хотелось сидеть в баре, устроенном на британский лад, где ковры издают застоявшуюся вонь печеной трески и настоящего английского эля. Юдзи и его друг Синго играли в бильярд в задней комнате. Я сидела на высоком табурете, пила пиво и наблюдала, как методично они уменьшают количество шаров на столе. Когда Синго наклонился над столом, примериваясь к очередному удару, Юдзи подошел ко мне и будничным голосом произнес:
– Они разгромили мою квартиру.
Я удивленно спросила, что он имеет в виду: кто разгромил его квартиру? Он сказал, что не знает. Они разбили стереосистему и ножом разрезали матрас, но ничего не взяли. Юдзи был смущен моей реакцией, он улыбнулся Синго, словно извиняясь. Женщины, что с них взять? Синго улыбнулся мне. Он сказал, что Ямагава-сан в два счета разберется со всем этим.
Позже, когда мы шли ко мне, Юдзи выглядел подавленным. руки обнимали мои плечи, я прислонялась к нему, вдыхая запах табака и кожаной куртки. Опьянев, я что-то лопотала на ломаном японском, когда сзади раздался глухой удар. Мы подпрыгнули и обернулись. Под тусклым светом галогенных ламп мы не заметили ничего, кроме выщербленного тротуара и мусорных контейнеров. Я рассмеялась.
– Кошка, наверное.
– Я чуть в штаны не наложил, – сказал Юдзи.
Я удивилась. Обычно Юдзи вел себя так, словно чувство страха ему неведомо. К тому же ночью японские улицы совершенно безопасны, даже если вы гуляете в одиночку. Уровень преступности здесь крайне низок, я ни разу не видела на улицах никакого насилия. Затем я вспомнила, что у Юдзи есть причина для беспокойства.
– Думаешь, это те, кто разгромил твою квартиру?
Где-то за переездом взревел мотоцикл. Лицо Юдзи скрывалось в тени, я не могла разобрать его выражения.
– А что сказал Ямагава-сан? Он знает их?
– Он был не особенно разговорчив. В последнее время мы не слишком ладим.
– О чем ты говоришь? Тогда в клубе мне показалось, что он души в тебе не чает.
У меня с каблука слетела набойка. В тишине ночи раздавался громкий металлический перестук.
– Кое-что случилось. В любом случае я должен слинять. Ребята – Синго, Тору, другие – чувствуют то же самое. В последнее время все вокруг ведут себя как-то странно. Да и работа, которую он мне поручает, нравится мне все меньше.
– Что ты имеешь в виду?
Юдзи избегал моего взгляда. Однажды я рассказала ему о фильмах про якудзу, которые смотрела еще в Англии – там были одни перестрелки, драки и отрезанные пальцы. Тогда Юдзи рассмеялся и сказал, что все это не имеет ничего общего с действительностью. Однако теперь, видя Юдзи таким потерянным, я усомнилась в правдивости его слов.
– Это плохо, Юдзи, – сказала я. – Ты должен уйти от него, ты же не собираешься всю жизнь работать на Ямагаву-сан?
– Все не так просто, – ответил Юдзи. – Он вложил в меня деньги, потратил на меня время. Он будет недоволен.
– И пускай. Если ты больше не хочешь работать на него, никто не может тебе помешать. Что они сделают?
Силой заставят?
– Он решит, что я предал его.
– Что значит предал?
– Тебе не понять, – сказал Юдзи. – Если он выйдет из себя, будет еще хуже.
Мы замолчали. Юдзи прав, я ничего не понимаю. С чего это Ямагава-сан станет поднимать шум? Да вокруг полно вчерашних школьников, которые вполне способны работать курьерами и собирать долги. Однако после той ночи в караоке-баре я начала догадываться, что Ямагава-сан вполне способен сделать чью-нибудь жизнь невыносимой.
– Иногда мне хочется все бросить и залечь на дно. Давно уже надо было так сделать.
– И где ты собираешься залечь? – спросила я.
Мы дошли до дверей. Дешевые рекламные листки – пицца со скидкой, девушки по телефону – выскользнули из почтового ящика и шлепнулись на пол, покрытый плиткой лососевого цвета. Юдзи пожал плечами, слишком расстроенный, чтобы отвечать.
– Ты мог бы уехать из Японии вместе со мной, – сказала я, – давай отправимся путешествовать по свету.
Его молчание было красноречивее слов. Чтобы Юдзи не прочел в моих глазах боль, я заспешила вперед прямо по рекламным листкам, усеивавшим пол, и вставила в отверстие карточку. Дверь со скрипом отворилась, и механический голос пригласил нас войти. Я вошла, но Юдзи не двигался. Он стоял на месте, засунув руки в карманы, бездумно разглядывая парковку. Я попыталась улыбнуться.
