– Опусти-ка юбку, а то я вижу твои трусики, – прокаркала она.
– Ох.
Как дурочка, я потянула юбку вниз. Моя уступчивость, кажется, только подстегнула ее. Неожиданно старушка ткнула пальцем мне в живот, от чего на макинтоше образовались складки.
– Что с тобой случилось, грязнуля?
Я отступила на шаг. Если твоя дряхлость дает тебе право тыкать пальцем в живот незнакомым людям и указывать, как им жить, то не хотела бы я дожить до твоих лет.
– Я потеряла кошелек.
– Ты говорила, что его украли.
– Потеряла, украли, какая разница?
– Ты ужасно говоришь по-японски. Хочешь, я найду кого-нибудь, кто знает английский, чтобы помогли тебе…
– Спасибо, не стоит, я…
– Я могу привести полицейского, они сообразительные ребята, эти полицейские. Они во всем разберутся.
– Нет, я в порядке…
Но старушка уже заковыляла прочь, тележка с экономичной упаковкой туалетной бумаги дребезжала перед ней. Я смотрела ей вслед, охваченная внезапным чувством вины. Сегодня же солнечный день! Почему она в дождевике? Подошел еще один сто пятьдесят седьмой номер, заслонив от меня старушку. Я поправила юбку и вскочила в открытую дверь. На сей раз водитель оказался пожилой и сердитый, в углу его рта торчала зубочистка. Когда я спросила, не довезет ли он меня бесплатно, водитель двусмысленно ухмыльнулся, и, не дожидаясь, пока он передумает, я упрямо уселась на пустое сиденье.
Юдзи весьма туманно говорил о том, как собирается раздобыть деньги на наше путешествие. Я уже устала прикусывать язык – так тянуло меня расспросить его подробнее. В баре я с трудом высиживала смену. Мне было наплевать на все. Забыв, что должна развлекать клиентов, я на ходу впадала в транс или рифмовала в мозгу хайку. Когда клиенты отлучались в туалет, я шаталась по бару, болтала с другими девушками или смотрела, сколько денег у клиента в кошельке. Катя не сводила с меня удивленного взгляда.
– Что с тобой происходит? – шептала она. – Хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда вон?
Если б она знала, что этим меня уже не испугать – последние часы моей работы в баре истекали.
Прошлая ночь была одной из тех спокойных ночей, после которых Мама-сан шипела над полупустой кассой. Я несколько раз сыграла в покер, спела «Хочу только тебя» Дебби Гибсон в будке караоке, но большую часть времени думала о Марико. Вчера Мама-сан вызвала меня в свой кабинет и сказала, что Марико нашлась. Отцу ее потребовалась срочная операция по удалению гортани, и Марико срочно уехала в Фукуоку. Мама-сан курила сигарету с гвоздичным запахом и похоронным тоном излагала новости.
– Не везет хорошим людям, – говорила она, выпуская дым уголком губ.
Она отослала меня домой, чтобы я собрала вещи Марико. Упаковывая в пустой комнате юбки и блузки Марико, я особенно остро ощутила ее отсутствие. С помощью словаря я сочинила коротенькую записку и засунула ее в сумку. Я написала, что мне нравилось жить вместе с ней, что мне ее не хватает, что я надеюсь на удачный исход операции. Марико была ребенком, когда потеряла мать, а сейчас, в девятнадцать лет, могла потерять отца. Мама-сан сказала, что поселит в старую комнату Марико новую девушку, американку из Нью-Джерси. Она показала мне фотографию в паспорте – до чего же зубастая, да еще и с химической завивкой! Надеюсь, я уеду раньше, чем она поселится в комнате Марико.
Вчера после смены Юдзи поджидал меня на улице. Он с хмурым видом стоял у входа в натянутой на уши плоской шапочке, какие носят мойщики окон, неряшливой футболке и джинсах. Его унылый профиль был повернут к уличному танцору, чьи дерганые движения напоминали о роботах и бормашинах. Танцор судорожно подергивался, словно автомат – волосы затянуты в нетугой хвостик, лицо застыло, словно маска. Шрапнель мелочи, брошенная рукой случайного прохожего, звякнула о серебряную кружку. Увидев меня, Юдзи усмехнулся и выбросил окурок в канаву. Первой моей мыслью было спросить о деньгах, но я задушила в себе это желание. Вместо этого притянула его к себе, надвинула шапочку и поцеловала в лоб через шерстяную ткань. Юдзи поправил шапочку и положил руку мне на талию.
– Слушай, я договорился встретиться с друзьями в баре. Может быть, тебе пойти домой? Тебе наверняка будет скучно, – сказал он.
– С твоими друзьями? Скучно? Никогда…
– Поверь, тебе будет скучно.
Юдзи остался глух к тонкому сарказму моего замечания.
– Плевать, я все равно пойду.
Пусть это выглядело глупо, но меня ранило его нежелание брать меня с собой. Видеть его – больше мне ничего не надо. Биться в агонии от его ответного взгляда. Как я могу пойти домой?
– Ладно, но смотри, я тебя предупреждал, – сказал Юдзи. – Знаешь, сегодня я встречался с одним парнем из Сеула, корейцем, с которым учился в школе. Он сказал, что приютит нас на несколько дней.
Что-то отвлекло его. Он раздраженно уставился куда-то за мое плечо.
– Что там?
Я проследила за его взглядом. Рядом с уличным танцором, прислонясь к стене, стояла девушка, одна нога каблуком уперлась в стену. Губы ее казались белыми как снег. Девушка была такой бледной и одновременно такой загорелой, что казалась собственным негативом. Она враждебно уставилась на меня.
– Что надо этой сумасшедшей? – нервно усмехнулся Юдзи и повел меня прочь.
Бар «Таку-Таку» оказался довольно бойким местом. Пол усеивали опилки. Раньше мне не доводилось бывать здесь. Внутри бар оказался гораздо симпатичнее, чем я думала: на черных стенах пригласительные билеты на концерты местных команд, маленькая сцена, подростки-панки и убеленные сединами рокеры. Друзья, с которыми Юдзи намеревался встретиться, уставились на меня, как на неизбежное зло. Уж лучше бы слушали свой хип-хоп.
Они сидели в баре в свитерах с капюшонами, с золотыми цепями на шеях, широко раздвинув колени. На одном был жилет, открывавший татуировки на мускулистых руках: синие морские волны, ящерицы и леопарды. После холодных кивков в мою сторону друзья Юдзи повели себя так, словно меня здесь не было. Это выражалось в том, что они предостерегающе пихали друг друга в плечо или говорили слишком быстро, чтобы я не могла разобрать.
Лишенная возможности участвовать в разговоре, я курила сигарету за сигаретой, прикуривая от окурков, и отказывалась от напитков, которые виновато предлагал мне Юдзи, понимавший, что роль безмолвной подружки меня не устраивает. Кроме того, я рассматривала посетителей. Девушки из клуба «Копакобана», закончившие смену, два туриста с канадскими флагами, гордо пришитыми к рюкзакам, и тощая тень какого-то парня, маячившая у сцены. Я устала ждать, когда же наконец останусь с Юдзи наедине. Наверное, прочим посетителям казалось, что эта блондинка немая или не знает ни слова по-японски. Ну и пусть, мне было все равно.
Около трех бар почти опустел, остались только мы. К тому времени я окончательно опьянела и решила пойти в туалет. Я встала и удивилась своим ощущениям – я словно не вылезала из бассейна, при этом на меня давила двойная сила тяжести. Когда я, спотыкаясь, вошла в туалет, меня приветствовала дюжина девушек с разрумянившимися от выпивки лицами в коричневых юбках колоколом, похожих на мою. Я видела свои отражения в каждой поверхности: потолке, двери, стенах. Когда я оборачивалась, отражения оборачивались вместе со мной. Я поправила юбку, и они поправили юбку. После этого я поняла, что пришло время избавиться от некоторого количества коктейлей.
