Мама-сан мягко коснулась моей руки – смутная тень того злобного тирана, которого я некогда знала.
– Я должна попрощаться с Айей. Бедная девочка понятия не имеет о том, что происходит. Она не могла бы найти худшего времени для визита.
Единственная лампочка рассеивала пар. Когда я вошла паук поднялся на несколько дюймов вверх на стене, и заме; там, изображая статую. Я приподняла бамбуковую накидку и опустила пальцы в воду. Горячо, можно яйца варить. Я стянула с себя одежду и грязной кучей бросила на полу. Я помнила, что перед ванной здесь принято вымыться, поэтому села на пластмассовую табуретку перед душем высотой до пояса и принялась соскребать с себя грязь и пот и намыливать волосы абрикосовым шампунем Мамы-сан. Я удовлетворенно смотрела, как грязная струя воды исчезает в отверстии. Только смыв с себя все следы мыла, я залезла в ванну. Кожа дюйм за дюймом неохотно погружалась в обжигающую жидкость. Марико всегда ужасали западные привычки. «Как вы можете барахтаться в собственной грязи?» – обычно спрашивала она. Я отвечала, что предпочитаю собственную грязь чужой. Здесь же целые семьи мылись в одной и той же воде, подогревая ее целую неделю. Меня это ужасало, ведь даже если вы вымылись с особой тщательностью, в воде все равно оседают частички кожи или волосы. В подтверждение своих мыслей я заметила два коротких черных волоска, плававших по поверхности и определенно мне не принадлежавших. Вид их не сильно меня обрадовал, но во имя культурной терпимости я решила не обращать на них внимания.
Волосы шелестели в воде, словно морские водоросли, а жар прогонял боль из конечностей. Я протянула ноги, положив их на металлический край ванны. На лодыжке и ключице красовались два таинственных синяка. Я закрыла глаза и окунулась с головой. Здесь, под водой, уши наполнил гул. Почему Мама-сан не говорит, что случилось с Юдзи? Какой в этом смысл? Надеюсь, скоро я все выясню. Я высунула голову из воды. Протирая глаза, услышала, как дверь ванной скрипнула.
В шелесте красного шелка в дверях возникла Мама-сан. Я выпрямилась, прижав колени к груди и выплеснуть воду через край ванны. Заметив мое смущение, Мама-сан неодобрительно хихикнула.
– Скромница! – фыркнула она, задвигая за собой дверь. – Уверена, у тебя нет ничего такого, чего я не видела бы тысячу раз… Или есть?
Она уселась на табурет, не обращая внимания на воду и мыло на нем. Подол халата волочился по полу и уже успел потемнеть от воды. Сквозь пар Мама-сан улыбнулась мне. Ее улыбка говорила, что она считает меня смешной и жеманной. Мне захотелось сказать ей, чтобы она ушла. Я вовсе не стыжусь своего тела, просто я сама выбираю, кому его показывать.
– Вы, западные люди, такие стыдливые, – заметила Мама-сан. – Японцы проводят слишком много времени в горячих источниках вместе с чужими людьми, чтобы смущаться по пустякам.
Я безуспешно попыталась улыбнуться в ответ. Какое мне дело до того, со сколькими незнакомыми людьми ей доводилось мыться? Или это некий странный материнский вуайеризм, и ей просто хочется увидеть то, что видел ее сын? Я снова растянулась в ванне, пытаясь сохранить самообладание.
– Ты чувствуешь себя лучше? – спросила она.
– По крайней мере чище, – ответила я.
– Что ж, и то хорошо, – заметила Мама-сан. – У тебя мешки под глазами. Ты не спала ночью?
– Почти нет, но я не устала.
– Ты потрясена. Встреча с Хиро потрясет любого.
– Хиро? Вы говорите о парне с изуродованным лицом?
В животе у меня все перевернулось, хотя Хиро и его пистолет находились от меня в нескольких милях. Мама-сан не спешила отвечать на вопрос. Она встала с табурета и повернулась к полке, мокрый шелк прилип к обширному заду, выбрала баночку с кремом и снова уселась на табурет. Затем открутила крышку и принялась щедро намазывать крем на шею снизу вверх.
– Они с Юдзи знают друг друга с детства, – начала она. – Его мать была алкоголичкой и совсем не занималась им, поэтому Хиро все время болтался у нас. Сотни раз мылся в этой самой ванне, где лежишь сейчас ты. Они с Юдзи были словно братья.
– Братья? Он же ненавидит Юдзи! Он сказал, что из-за Юдзи его заставили уехать из Осаки, и именно из-за Юдзи ему плеснули в лицо кислотой!
Мама-сан прекратила намазывать крем и закрыла баночку. В дымке, что окутывала ванную, лицо ее напоминало бледную луну. Она тяжело вздохнула, словно досадуя на расшалившихся во дворе детей.
– Это правда, что он украл наркотики у Ямагавы-сан? – спросила я.
– По крайней мере мне он так и сказал, – ответила Мама-сан. – Я предложила заплатить Ямагаве-сан, но он счел это неудобным. К счастью, у меня достаточно влияния, чтобы помочь Юдзи и без этого…
Произнеся слово «влияние», Мама-сан расправила плечи. Заметив выражение на моем лице, она рассмеялась.
– …спорю, ты думаешь, о каком влиянии толкует эта старая карга?
– Вовсе нет.
Ее проницательность поразила меня.
– А ты никогда не задумывалась, почему этот бар существует вот уже столько лет, хотя ни у одной из вас нет разрешения на работу?
Все время, пока я работала в баре, вопрос этот даже не приходил мне в голову. Мама-сан улыбалась.
– Моему сыну больше нельзя находиться в Осаке. Он разбил мое сердце, потому что Осака – наш дом. И даже когда решится вопрос с Ямагавой-сан, он все равно должен будет держаться от Осаки подальше из-за таких идиотов, как Хиро, который спит и видит, как бы плеснуть ему в лицо кислотой! Юдзи рассказывал мне о ваших планах уехать за границу, и мне нравится эта мысль. Я помогу вам отправиться в Сеул сегодня же вечером… если ты все еще хочешь этого.
Сердце мое подпрыгнула. Еще как хочу!
– Да, хочу.
Мама-сан кивнула.
– Так я и думала.
Откуда-то из складок халата Мама-сан извлекла пачку сигарет, потянулась и достала металлическую пепельницу на высокой подставке. Зажгла тонкую коричневую сигарету и протянула мне. Мокрыми пальцами я приняла ее. Это была сигарета для гурманов, дорогая и медленно тлеющая, с запахом гвоздики и банкнот. Я заметила над головой вытяжное устройство и удивилась, почему Мама-сан не включила его. Мы сидели в центре запотевшего рая из керамической плитки, затягиваясь синим дымом. В этом был какой-то ритуал, что-то интимное заключалось в том, как мы обе сбрасывали пепел в одну мокрую пепельницу. Я решила, что Мама-сан не такая уж злодейка. Конечно, мы заключили перемирие совсем недавно, но лучше поздно, чем никогда. Наверное, Мама-сан подумала о чем-то подобном, потому что спросила:
– Сколько времени ты в Японии, Мэри?
– Восемь, нет, девять месяцев.
– Для такой юной девушки это немало. Скучаешь по семье в Англии?
– В Англии у меня нет семьи. Только дядя.
Мама-сан подняла брови.
– Где же живут твои родители?
– Отец умер, когда я была ребенком. Мать живет в Испании вместе со своим другом. Они уехали пять или шесть лет назад, чтобы открыть бар где-нибудь в курортном месте.
