— Отказаться? Ни за что! — воскликнул Фока с горящими глазами.
— Наконец-то! Почти настоящая драка. — Стукнул кулаком по ладони Улеб.
Трофим переглянулся со своими товарищами и сказал за всех:
— Мы готовы.
Феофилакт удовлетворенно кивнул.
— Тогда завтра у вас особый распорядок. Подъем как обычно. Из физических упражнений только разминка. Оптион Плотин проследит за деталями. — Плотин кивнул. — А в десять часов жду вас у главных ворот.
— Что нам взять с собой, комес? — спросил Трофим.
— Оружие и доспех. Броню и подстёгу иметь при себе в походном свитке. Оденете её перед самым боем — ни к чему заранее потеть и терять влагу… Тренировочное оружие будет ждать вас уже во дворце. Еще вопросы?.. Тогда спать, спать, спать. Забыть все волнения — и спать. — Феофилакт внушительно обвел их взглядом. — Ваш бой начался еще сегодня. Тот, кто не сможет уснуть и проворочается всю ночь, завтра наверняка проиграет. Это тоже проверка на спокойствие и волю. — Он искоса глянул на превратившегося в зрение и слух Анцалу. — Уверен, завтра вся школа будет болеть за вас. До утра, ученики.
* * *
Ночь над столицей. Ночь над казармой. Спят в комнатках-кубикулах на жестких постелях с грубой подстилой молодые ученики. Тому, кто физически вымотан прошедшим тяжелым днем, редко снятся сны. Но за годы учения они накопили выносливость, и к некоторым приходят ночные видения. Причудливые и правдоподобные, небывальщина и быль. Кому что пошлет странный дух сна. Ворочается во сне молодой степняк. Он видит свой сон.
…Великая охота. Большая облава. Вот уже сорок пять дней, как многотысячное войско гонит зверье, направляя его в непроницаемый круг. Смыкает войско концы своих крыльев, растянувшиеся на сотни чакырымов, и мечется дикий зверь, еще не понимая, что ловушка захлопнулась, и нет из неё выхода, кроме как волей и милостью великого хагана. Не выпустят их охотники-удальцы. Всяк хочет показать свою сноровку: и молодые, которым еще только предстоит стать воинами, и зрелые, чтоб каждый увидел, чего стоит опыт. Гонят загонщики зверя, почти не вынимая луков из саадаков, убивая не больше, чем нужно им сейчас для пропитания. Едут на лошадях загонщики, бежит зверье вместе — стаями и стадами, хищники и их жертвы.
Уже не рад волчий вожак соседству обезумивших от ужаса косуль, у которых так легко сейчас завалить отбившегося ослабевшего детеныша. Уже прорежена его стая проломившимся в дикой панике клином кабанов. И опять слышны гортанные выкрики загонщиков. Мечутся звери в поисках выхода. Но даже когда останавливаются на ночевку люди, то вокруг стоит стена из их чутких караулов и пахнущих ужасом лесного пожара дымных костров. Всё — уже круг. Воют, ревут, бесятся в смертельной тоске и диком ужасе загнанные звери. И если вцепляется кто из хищников в горло подвернувшейся жертве, то не столько из голода, сколько из изливающегося ненавистью страха — еще жив и могу отнять жизнь. И отступает на мгновение заполняющий каждую частицу страх, когда привычная теплая кровь бежит по зубам в глотку. Но мгновение проходит… А круг уже сужен, так, что загонщики пришедшие с противоположных сторон видят друг-друга, и начальники войска докладывают прибывшему караваном хагану, что облава окончена, и можно переходить к добыче.
Стоят неподвижной стальной стеной спешившиеся загонщики и расступаются лишь в одном месте, чтобы пропустить внутрь заветного охотничьего круга хагана с сыновьями и ближней свитой. Первый выстрел сделает хаган. Потом вступят его сыновья. После них высшие начальники. А там дело дойдет показать себя и простым воинам. Всякий ранг стреляет по очереди и у всех на виду. Всяк покажет, насколько он ловок в коне и луке.
Расступились воины, скачет на коне впереди всех разгоряченный хаган. Седина на висках, но радость играет в глазах, и азарт молодит лицо от морщин. Скачет за ним молодой степняк и смотрит на отца, и вокруг несутся братья. Легкий морозец, что щеки кусал на скаку, отступил перед жаром прихлынувшей крови. И лук в руках, и слушается конь стальных ног. Слушается, хоть и хрипит, и поводит в сторону выпуклым зраком — когда воет в лютой тоске зверь, плещет стихийный ужас даже в выученных конях. Удержи коня! Удержи лук! Спусти тетиву, чтоб стрела нашла звериное сердце! Все у людей на глазах, и охота на зверя покажет, кто готов к другой охоте — на самого страшного зверя, что ходит не на четырех ногах…
Топот и дрожь земли, и качка полусогнутых ног, и гибкость в корпусе — пришпорил коня хаган, пришпорю и я за ним! Даже верные телохранители с трудом держатся рядом, ох, не полез бы взгоряченный зверь стаей на хагана. Скачка, скачка! Радость поет на сердце степняка, счастлив он здесь, во сне. И только смутной тенью обвивает вдруг сердце тревога-змея. Он уже знает, что произойдет теперь. Он уже знает все, что случится потом. Милостью сна он про это забыл. Проклятьем сна переживет это снова. Но отходит тревога, и пока он счастлив. Скачка. Скачка!
Вот, озираясь, нашел наконец хаган прельстившую цель. Бык-великан бежит, сотрясая земную твердь, ревет, вызывая на бой. Облетает добычу конь, выводя седого всадника на лучшее место стрельбы. Смотрят за зрелищем муголы в кортеже и в загоне. Гомонят, обсуждая, воины. Ну-ка, наш хаган! Как ты, наш хаган? Не украло ли время-вор зоркость твоих глаз? Не заплыла ли жиром сытости сила твоих рук? Думаешь, попадет хаган? Бьюсь об велик заклад, — попадет! Я с ним еще против куманов ходил… Бьет о браслет тетива. Свист — и в шее тура возникает оперенная смерть. Молча валится с ног исполин, оглашая гулом удара воздух вокруг. Звука не издал, шага не скакнул. Так бывает, только если в позвоночник войдет стрела. С одного выстрела завалил четвероногого силача! Повезло же нашему хагану так попасть! Что повезло, — если мастер взялся за лук!.. Ревут приветственно воины. Радостно смеется хаган, удерживая пляшущую лошадь. Радостно кричит степняк, приветствуя удаль отца.
— Ну-ка, старший сын, силу нам покажи! — кричит хаган.
Бьет стрелой старший сын! Степняк — мальчишка еще, а старший уже взрослый муж. Неровно бежит пораженный стрелой олень. Недолго ему, упадет… Все стреляют по очереди. Знает степняк, что дойдет черед и до него. Бьет следующий по старшинству: целился в медведя, — но скользит стрела, лишь царапая шкуру. Неуклюжий косолапый, почуяв угрозу, вдруг становится стремительным, несется с такой скоростью, что и коню не угнаться, и скрывается за мечущимися оленями. Ушел выгнанный из своей вотчины лесной хозяин. Есть, чему у него поучиться… Летят стрелы. Вот проскакивает мимо летящих на конях людях стая секачей, и еще один старший брат — Хасай — бьет вожака, но тот уносит стрелу в загривке, словно и не заметив. Зато оказавшийся рядом конь главы стражей турхаулов
[26]
бесится от страха и едва не сбрасывает седока, принуждая, откинув гордую посадку, жаться к шее вставшего на дыбы скакуна.
— Ай, Оксуз! Лучший наездник, чуть коня не потерял, — смеются воины.
И еще один брат, Сырым, бьет стрелой. Мимо, конечно. Книжник Сырым, многие мудрости постиг, а воин из него слабый. Воины говорят, даже не знаешь, радоваться за хагана или жалеть его с таким-то сыном, но степняк любит брата.
