Книга Два Сэма: Истории о призраках, страница 41. Автор книги Глен Хиршберг

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Два Сэма: Истории о призраках»

Cтраница 41

— Чем мы там занимались?

Никакого ответа. Через дверь кухни мне была видна комната моего деда — крашеный деревянный пол и единственное коричневое кресло, приставленное к стене напротив телевизора. Дед проводил каждое мгновение своей жизни в этом доме уже пятнадцать лет или больше, а там не было никаких следов его пребывания.

— Это Путь, правда? — спросил я, и Люси перекрыла в кране воду.

Когда она повернулась, выражение ее лица было таким же, как и весь день, — немного насмешливым, немного злым. Она сделала шаг к столу.

— Мы проходили это в школе, — объяснил я.

— Правда?

— Мы многое изучаем про индейцев.

Улыбка, скользнувшая по лицу Люси, была жестокой. Или, может быть, усталой.

— Молодцы, — сказала она. — Пойдем. У нас мало времени.

— Это нужно, чтобы моему дедушке стало лучше?

— Твоему дедушке ни от чего не станет лучше.

Не став дожидаться меня, она распахнула сетчатую дверь и вышла на жару. Теперь я заставил себя остановиться за креслом деда. Шипение кислородного аппарата напоминало ручеек, убегающий в раскаленную землю. На этот раз шипение не складывалось в слова, я последовал за Люси в хоган, и шкура на двери плотно закрыла вход.

Весь день я играл на водяном бубне, пока Люси пела. Когда снаружи воздух стал прохладнее, хоган задрожал, и земля тоже дрожала. Что бы мы ни делали, я чувствовал в этом силу. Я был бьющимся сердцем какого-то живого существа, а Люси — его голосом. Однажды я поймал себя на мысли, что не знаю, кого мы тут освобождаем или приманиваем, и я остановился. Но наступившая тишина была еще ужасней. Эта тишина была похожа на то, как будто ты сам — мертв. И мне показалось, я услышал за спиной Пляшущего Человечка. Если бы я склонил голову, прекратив стучать, я почти наверняка услышал бы его шепот.

Когда Люси в конце концов поднялась на ноги и вышла, ни слова мне не сказав, был уже вечер, и пустыня ожила. Я сидел, сотрясаемый ритмом, исходившим из меня, и чувствовал, как песок принимает его. Потом я тоже встал, и ощущение непрочности нахлынуло сильнее, чем прежде, как будто сам воздух дрожал, грозя соскользнуть с поверхности Земли. Когда я выбрался из хогана, то увидел черных пауков на стене дедовского дома и услышал ветер, кроликов и лай первых койотов где-то на западе пустыни. Дед сидел, почти сползая с кресла, в том же положении. Он жарился на солнцепеке весь день. Люси была в патио, наблюдая, как солнце тает в отверстой пасти горизонта. Ее кожа блестела, а волосы были влажными там, где они касались ушей и шеи.

— Твой дед хочет рассказать тебе историю, — сказала она, и ее голос прозвучал измученно, — и сейчас ты его послушаешь.

Голова деда тяжело приподнялась, и мне захотелось, чтобы мы снова были в хогане, продолжали действо, чем бы оно ни было. По меньшей мере там я двигался, стучал, извлекая звуки из бубна. Сетчатая дверь захлопнулась, и дед взглянул на меня. Его глаза были очень темными, темно-карими, почти черными, и ужасно знакомыми. Неужели мои глаза выглядели так же?

Руах, — прошептал он, и я не был в этом уверен, но его шепот казался сильнее, чем прежде. Кислородная маска запотела и осталась запотевшей. Шепот продолжал доноситься, словно Люси отвернула на кухне кран и оставила его открытым. — Ты узнаешь... сейчас... и тогда этот мир... не будет больше... твоим... — Мой дед шевельнулся, точно какой-то гигантский песчаный паук в центре своей паутины, и я слышал, как шуршат лоскутья его кожи. Над нашими головами все небо стало красным. — В конце войны... — просвистел мой дед. — Ты... понимаешь?

Я кивнул, прикованный страхом к месту, где стоял. До меня доносился звук его дыхания, было слышно, как вздымались ребра, расширяясь и вздрагивая. Кислородный аппарат притих. «Он сам дышит? — подумал я. — Неужели он еще может?»

Несколько дней. Понимаешь? Прежде чем пришла Красная армия... — Он закашлялся. Даже его кашель звучал теперь более явственно. — Нацисты увезли... Меня. И тех цыган. Из... нашего лагеря. В Хелмно.

Я никогда прежде не слышал этого слова. И с тех пор, кажется, тоже. Но когда дед проговорил его, новый отчаянный приступ кашля вырвался из его горла, а когда тот миновал, кислородный аппарат шипел как прежде. Но дед продолжал шептать.

На смерть. Понимаешь? — Судорожный глоток кислорода. Шипение. Тишина. — На смерть. Но не сразу. Не... прямо. — Судорожный глоток. — Мы приехали.... На поезде, на открытой платформе. Не в вагоне для скота. На запад. В сельский район. Вокруг — ничего, только деревья. — Под маской его губы дрогнули, а над ней его глаза совершенно закрылись. — Тогда в первый раз, Руах. Все эти... гигантские... зеленые... деревья. Невообразимо. Подумать только — что-то... известное нам на этой земле... может прожить так долго.

Его голос все угасал, быстрее, чем солнечный свет. Еще несколько минут, подумал я, и он снова замолчит, останутся дыхание и сипение кислородного аппарата, и я буду сидеть здесь, во дворе, позволяя вечернему ветру обдувать меня.

Когда они сгрузили... нас с поезда, — сказал мой дед, — на один миг... клянусь, я почувствовал запах... листьев. Сочных зеленых листьев... свежей зелени. Потом прежний запах... Единственный запах. Кровь и грязь. Вонь... шедшая от нас. Моча, говно, гнойные раны... — Его голос доносился чуть слышно, дыхание еле шевелившихся губ было незаметно, и все же он продолжал говорить: — Последняя молитва... людей... перед смертью. От них будет пахнуть лучше, от мертвых. Так один из молившихся... молился, и выходило по его молитве... Они привели нас... в лес. Не в бараки. Их было так немного. Десять. Может, двадцать. Как бараны. Ни единой мысли в голове. Мы пришли ко... рвам. Глубоким. Как колодцы. Уже наполовину заполненным. Они нам сказали: «Стоять смирно! Не дышать!»

Сперва я подумал, что последовавшая тишина — для усиления эффекта. Чтобы я лучше почувствовал. И я почувствовал это: землю, мертвых людей, повсюду вокруг нас были немецкие солдаты, всплывавшие из песка в черных мундирах с белыми, бледными лицами. Тут дед завалился вперед, и я стал звать Люси.

Она подошла и положила одну ладонь на его спину, а вторую на шею. Спустя несколько секунд она выпрямилась.

— Он спит, — сказала она мне. — Оставайся здесь.

Она отвезла деда в дом, и ее долгое время не было.

Присев, я закрыл глаза и попытался заглушить в себе голос дедушки. Через какое-то время я подумал, что слышу жуков и змей и что-то гораздо большее, распластавшееся за кактусами. Казалось, я также мог чувствовать на своей коже белый и прохладный лунный свет. Сетчатая дверь хлопнула, и я открыл глаза, чтобы увидеть, как Люси направляется в мою сторону, мимо меня, и относит корзинку с едой в хоган.

— Я хочу поесть здесь, снаружи, — быстро сказал я, и Люси обернулась, взявшись рукой за занавес из шкуры.

— Долго мне тебя ждать? — спросила она, и повелительная нотка в ее голосе заставила меня поежиться.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация