— Вас как зовут?
— Андрей.
— Дима.
— На сегодня вы дежурные. Костер, дрова, вода — на вас. Договорились?
Парни кивают; не чувствуется недовольства, здесь вроде проблем быть не должно. Вот эта унылая девушка — завхоз. Географ и по совместительству — завхоз.
— Вас зовут Рита, и вы в экспедиции завхоз? Все верно?
— Ну да… — таким унылым и тягучим голосом, что впору тянуть его на полметра, как американскую жвачку.
— Выдайте им все необходимое!
Смотрит, как на марсианина.
— Я сказал что-то непонятное?
— Я подчиняюсь Виталию Ильичу…
— Рита, мне некогда. Я заместитель начальника, и я вас прошу: выдайте ребятам все, чтобы мы могли бы пообедать. А я спешу, буду искать нам всем жилье.
— Девушки! Кто сегодня приготовит еду? Вечером напишем график дежурств, а пока нужен доброволец.
— А давайте мы сегодня вместе?
— Не пойдет, много работы по лагерю. Так кто? А впрочем, разбирайтесь сами! Одна пусть дежурит, остальные будьте готовы, работать пойдем.
— Володя! Да сколько вас ждать?!
И Володя побежал к облезлой громаде кошары. Невелика дорога, метров сто, но и на этом ничтожном расстоянии Володе дважды попадались какие-то то ли трупы, то ли мумии овец, оскаленные страшные скелеты, на которых обрывки шкур покрывали кости со ссохшимися, почерневшими волокнами мышц.
Два длинных барака, стандартные, приспособленные только для овец: широкий коридор между загонами по обеим сторонам, широкие ворота с торцов и сбоку каждого сооружения.
— Эй, кто-нибудь тут есть?!
— Хозяева, отзовитесь!
Орали, надеясь найти кого-нибудь, но кошары казались заброшенными: хотя вот и навоз совсем свежий, и только что прибитая доска…
— Э-ээй!
Только эхо ответило ученым да какой-то глухой стон: сразу непонятно, животное стонало или человек.
— Вы слышали, Володя?
— Конечно… Отойдите-ка! Или, может, сходим за оружием?
— Не празднуйте труса! Лучше скажите, где это…
Опять стон, протяжный и болезненный.
— Вроде совсем недалеко, в этом загоне или в соседнем…
В полутьме загона странно крутилась овца. Почему-то здесь она была одна, эта овца, во всем загоне, предназначенном для сотен животных.
— Да что с ней, Виталий Ильич? Чего эта тварь крутится?
— Не знаю… Никогда не видал таких овец. Попробуем ее остановить?
— Давайте!
Но Володе не понадобился Епифанов. Перескочив через ограду, он легко поймал овцу за шерсть (но тут же пожалел, потому что запачкался в навозе) и как будто мог удержать ее на месте. Но помочь овце он не сумел: животное попросту не могло остановиться. Овца шла не потому, что хотела идти, неудержимая сила гнала надрывно стонущую овцу по кругу. Вот она остановилась, но не потому, что Володя удержал: с ней самой что-то происходило. Крупная дрожь сотрясала овцу, она стонала еще жалобнее, еще глуше.
Володя отступил, и животное пошло… словно споткнулось и упало, вскочило с безумным выражением в глазах, снова двинулось по окружности…
— Виталий Ильич! Тут еще…
В углу загона валялась еще одна овца. Эта пыталась встать и падала уже беззвучно, а упав, надолго замирала на боку, беспомощно дрыгая ногами.
— Володя, вы бы их не трогали… Может, у них что-то заразное…
— Вряд ли овечьи болезни заразные.
Но Володе хватило ума больше не хвататься за овцу, он уже оттер пучками прелого сена навоз.
— Может, хватит им мучиться?!
— Не хватайтесь вы за нож, Володенька, мы же не знаем, зачем их заперли здесь. Может, они могут оправиться, выздороветь. Вы их зарежете, и сами же будете виноваты.
— Или их заперли отдельно, чтобы не разносили заразу…
— Может быть и так, и я вам дам сегодня кое-что для дезинфекции. Но и в этом случае пусть вернутся хозяева и сами уж принимают решения.
— Да где они, эти хозяева?! Мне кажется, умирающие овцы — это все население хутора номер семь…
— А вот глядите — словно дверь в квартиру, даже обита дерматином!
— Действительно, странно…
В одном из углов овчарни была устроена бытовка — отгороженный и утепленный закуток с печкой и нарами, для людей. Сразу стало ясно, что овчарня точно обитаема… по крайней мере, была обитаема еще утром: печка совсем теплая, на нарах валяется ветошь, на столе валом немытые миски и какой-то подозрительный котелок. А из котелка валит такое зловоние, что страшно подумать — неужели люди это ели?!
— Мне еще в Абакане говорили, что тут должны быть пастухи…
— А если они как раз утром и ушли?
— Тем лучше — выбросим эту гадость и заселимся сами. Тут хоть не устроили сортира, как в домах.
— А вообще интересно, зачем так напачкано в домах? Вроде бы сами тут и живут.
— Может, у них народный обычай такой: поужинал — тут же и покакать, в том же месте? — предположил Епифанов.
— Таких примеров наука не знает.
— Вот и хорошо, мы будем первые…
Епифанов откровенно развлекался, Володя смеялся почти вопреки своей воле.
— Виталий Ильич, пойдемте в другую кошару!
И в другой кошаре было так же странно, неуютно — как в любом месте, оставленном людьми. Гулкое эхо под высокой двускатной крышей, сладковатый аромат навоза. Идти в эту кошару было даже как-то жутко — может, в ней уже не две, уже много гибнущих овец?!
Но больных овец тут не было, только у входа в овчарню лежала еще одна мумия. И второй бытовки тоже не было.
— Вита-алий Ильи-ич!
— Студенты зовут. Пойдем к ним?
Пока они осматривали кошары, парни выгребли все из двух комнат более целого домика, проветрили, вставили куски стекол, а разбитые стекла закопали. Они даже ухитрились замазать глиной и разожгли полуразваленную печку. Две девушки сосредоточенно возились у стреляющей плиты, мешали что-то в котелке. Две другие домывали пол в одной из комнат, и там в углах уже высились перенесенные сюда рюкзаки.
Значит, тут мы и будем жить…
Правда, на пороге дома сидел тощий парень-студент и очень задумчиво курил. Да и девушек вроде было с утра пятеро. И кадры Епифанова тоже делись куда-то.
Володя с удовольствием отметил, что шофер, Алексей Фомич, помогал — принес воды с родника, показывал девицам, как надо вязать веники, чтобы мести мусор. Вредный шофер — это, вообще-то, один из кошмаров начальника экспедиции, и слава Богу, если этот не капризный. А может, это рыночная экономика действует: Фомич хочет, чтобы его брали в экспедиции?
