— Вы что, ребята, девок не видали? Видите, не хотят они с вами иметь дело.
— А это вы им запрещаете!
— Неправда. Если девочки захотят, я их куда угодно отпущу. Наташа, Оля, хотите в их компанию?
— Нет…
— Вот и все. Ребята, по-хорошему вам говорю, отвяньте! И вообще — занялись бы вы чем-то!
— А что тут делать?!
— Ну, пошли бы вскопали огороды, вон весна какая ранняя да дружная.
— А там все равно ничего не растет…
— Но вскапывают же другие огороды?!
— Вот они пускай и копают…
— Так сделали бы что-нибудь в доме!
— Нам лень… — честно ответили парни.
Володя хотел было спросить, неужто они всерьез рассчитывают на внимание девушек, с такой-то патологической ленью, но прикусил вовремя язык.
Спас положение Фомич:
— В другой раз за кормежку вы у меня лопатами поработаете… А то вишь, взяли манеру — жрут, а ничего не делают.
— А Катьку кормите! — вякнул было один, и Дима с Наташей обернулись на него, уронив рулетку. Но Фомич и тут был на высоте:
— Катька подрастет, и ей куска хлеба задаром не дам! А ты, лоб здоровый, у меня завтра за кулеш такой шурф выроешь, что любо-дорого будет взглянуть! Понял?! А теперь марш с дороги, я в Усть-Буранный поеду!
— Дяденька, возьми с собой!
— А ты мешки таскать в машину будешь?!
И, к удивлению Володи, Фомич заставил-таки одного аборигена таскать мешки, помогать заводить машину и даже выгрузить мешок муки для той, первой знакомой на самой околице деревни.
Но оставаться в этой компании Володя совершенно не хотел — когда зеленое предзакатное небо покрыли розовые и золотые разводы, появилось еще двое лбов, уже постарше, — дохнущее от скуки мужское население деревни Камыз.
— Фомич, завтра надо бы подальше от этих…
— А у нас вся степь в распоряжении! Вы мне велели тут торчать, я и торчу. А вы мне велите во-он туда уехать — уедем, а им за нами лень будет прийти.
— Так ведь работать все равно надо поблизости…
— И работайте. А как я приготовлю еду, за вами за всеми подъеду.
— Фомич… Я ведь в лагере не особенно нужен. Давай так: сейчас езжайте без меня, а завтра утром я приду прямо к курганам.
— В лагере вы как раз очень нужны… Но можно и так.
…И все было почти так же, как в первую ночь, но еще бережнее и нежнее, с еще большей страстью и силой. Опять горела лампа на столе, и кто-то маленький стал вдруг колотиться в стекло.
Люда встала, накинула платье, распахнула одну створку окна. В комнату впорхнуло что-то с мельтешащими крыльями, ни секунды не сидящее спокойно, — Володя сначала принял его за бабочку.
Существо село на плечо Людмилы, перебралось на ладонь…
— Люда… Это летучая мышь?
— Да, нетопырь. Ты его не бойся, он хороший.
Зверек словно бы совался носом в ухо Людмиле, и у Володи заломило зубы — нетопырь издавал ультразвуки.
— Что ты говоришь?.. Что болтаешь, маленький?.. — примерно так приговаривала Людмила, трогая нетопыря пальцем, гладя его страшненькую голову. Продолжалось это несколько минут, и нетопырь вылетел в окно.
— Люда, прости… Ты шаманка? Ведьма? Раз у тебя власть над животными…
— Не только над животными, — засмеялась Людмила. — А если серьезно, то давай не сегодня? И вообще не бери в голову, Володя. Я кое-что знаю, но немного. Просто тут один появился… Нехороший один… человек (перед словом «человек» у Людмилы получилась пауза). И мне его придется… обижать, чтобы он не наделал дел.
— Я могу помочь?
— Ты, по-моему, еще немного не готов… Но вот что я тебе сразу скажу, и уж ты прими всерьез — вы с вашей работой перешли дорогу таким силам, что лучше бы ты поберегся. И знаешь что… Есть дураки, которые считают: к женщине нельзя обращаться за помощью, с просьбами. Так ты не будь дураком, очень тебя прошу!
— Я так понимаю твою просьбу: если замечу что-то странное… ту же поганую собачку, например, тут же звать тебя, верно?
— Почти… Он нехорошее замыслил, этот черт.
— Ага, уже не человек!
— Он может быть и человеком.
А больше они не говорили, потому что занимались любовью. И перед тем, как идти к роднику и к развалинам дома деда Людмилы, Володя опять пил чай для поддержания сил.
— Милый, ты сегодня или не приходи, или приходи, чтобы спать. Я тебе рада и спать уложу, но постоянно быть на этом чае — это вредно. Да, знаешь, и мне отдохнуть надо…
— Тогда сегодня — не приду. Но я хочу тебя видеть еще… обязательно.
— Это взаимное желание, Володя.
— Я никуда не буду ходить ночью.
— Вот это правильно.
Опять дышала жаром степь, дрожало марево и звенели жаворонки в вышине. Опять бродили с рулеткой двое, а третий записывал в блокнот. Но теперь местные при всем желании не могли так просто мешаться под ногами, потому что Фомич поставил машину и палил костер под котелком километрах в пяти, на восточном берегу озера. Володя еще сомневался, что победит — любопытство или лень, но у Фомича сомнений не было, и как оказалось — он был прав. Никто не явился к костру, не глотал голодную слюну, и не пришлось больше колотить по спине бедного Диму, которому кусок не пошел в горло.
— А сейчас я пройдусь вдоль озера… Отсюда — и на юг. Сейчас два часа… Часам к шести буду обратно.
— Одному ходить по местности нельзя… Сами учили.
— А вот ты со мной и пойдешь, Андрюша, — мило улыбнулся Владимир. — Хочешь пойти?
— Конечно! Посмотрим, есть там такой же диван…
— Такого же дивана нет, но есть высокая терраса, может быть, там есть и курганы. А Фомич тут пусть останется за главного… за коменданта временного лагеря. К семи мы будем…
— А не будете, я вас в бинокль разыщу. Тут вон на сколько все видно.
Два человека шли вдоль берега озера Плуг-Холь, по высокой террасе, искали скопления курганов. В ледяной воде раннего мая посередине еще плавал лед, а между льдом и берегом в ярко-синей воде ходили стаи серых, буровато-рыжих, белых, бело-серых птиц.
— А возле уреза воды ничего не может быть?
— Ты же знаешь, они любили делать курганы на высотках.
— Но и наверху нет ничего. Вон, сколько видит глаз — все ровно.
— Наверное, тут чем-то неподходящее место.
— Странно… Иногда в голой степи есть курганы.
Обмениваясь этими замечаниями, Андрей с Володей быстро шли на юг, навстречу теплому порывистому ветерку.
— Смотри-ка! Все-таки есть один!
