Фомич взял монтировку, поплевал на ладони и стал рассказывать Сергею, что он однажды сделал с одним таким, отстранившим его от работы.
— Ты что, правда хочешь уехать? — обалдело спросил вдруг Витя. До сих пор он сидел в стороне, не принимая участия в баталии.
— А что нам тут делать? Какой смысл торчать тут, в степи?
— А если там беда? — вытаращился Витя. — Туман же…
— Да какая там может быть беда?
Пока беседовали, выясняли отношения студенты, люди ученые, Фомич действовал с грубостью пролетария: влетел в кабину, завел двигатель, крикнул:
— Я поехал за той группой… Кто со мной?!
Поколебавшись, Витя полез в кузов.
— А мы как же?! — возмутилась Маргарита.
— А вы сами дойдете. Двадцать верст протопаете, как миленькие, не распадетесь, а предателей я не вожу, мать вашу за ногу на педсовет!
Прорычав эту неприличную, глубоко порочную даже фразу, Фомич выжал сцепление, и ГАЗ-66 запрыгал по чудовищным ухабам. Виктор всматривался в степь — так далеко от хутора номер семь они еще никогда не бывали. Но и здесь степь была все такая же, уже привычная, — жухлая рыжая трава, ковер лишайников на камнях, сине-сиреневые горизонты. И склон справа был понятным, знакомым — обычнейший для Хакасии склон сопки, покрытый березняком и лиственницей; Витя со страхом понял, что вряд ли сможет отличить этот склон от любого другого.
Фомич продолжал бормотать ругательства, никак не мог прийти в себя. На душе у Вити было смутно.
— Фомич… Ты объезжаешь туман, да?
— Ну… В лоб штурмовать не получилось; выйдем к Камызу, может быть, они уже там?
Замелькали серые домики Камыза, и тем страннее, удивительнее выглядела эта серая, темная стена тумана, как бы нависавшая над поселком.
— Гляди, Фомич!
За околицей Камыза Витя увидел человека — светлое яркое пятнышко, отчаянно махавшее чем-то. Длинный, высокий, этот человек сидел прямо на дороге, по которой катила машина.
— Да это же наш Ильич!
И оборвалось сердце у Вити, потому что теперь уж все было предельно ясно — действительно грянула беда. Виталий Ильич так и не встал при появлении людей, только скривился — улыбался, наверное.
— Что с сами?!
— Осторожнее… Я подвернул ногу, парни. Давайте в лагерь.
— А группа?!
— Группу я давно отправил домой… Они в лагере или подходят. А ваши где?
Если Виталий Ильич и морщился от выражений Фомича, если его и не радовала форма его высказываний, то по сути он только одобрил:
— Надо же додуматься… Пусть прогуляются, полезно…
Потом Фомич и Епифанов обсуждали, поехать ли потом за группой, чтобы взять ее на полпути… и толком не успели обсудить, потому что минут за пятнадцать машина долетела до поворота к седьмому хутору, а на повороте стоял какой-то незнакомый мотоцикл. На этом чужом мотоцикле сидели Дима и Володя, и достаточно было взглянуть на их лица, чтобы удостовериться — в лагере тоже беда.
ГЛАВА 16
Четвертый пастух, или Животворные силы народа
9 Мая, весь день, вечер и ночь
Катание на лошадях
Беда была в том, что чуть не с самого утра в лагере сидели Саша с Николаем. Вроде бы и не делали ничего плохого, вели с девочками беседы о приготовлении плова, с Андреем — про то, как свежевать барана. По их словам, «Петька с напарником погнали пасти», а у них как будто дела не было… Ну и шли бы домой! Ну самое время было сесть на допотопный мотоцикл Сашки и уехать в свой Камыз… А они все не шли и не шли, и в их упорстве Володя чувствовал сегодня какую-то мрачную решимость — не иначе, решимость дождаться, когда сядут за стол, и выклянчить у археологов водяры.
Пообедали на скорую руку, подъели вчерашний суп, и Володя начал раскочегаривать печку, устанавливать на ней казан, а парни задумчиво созерцали баранину, вымытый рис и прочие составные части плова. Начиналось священнодействие — с тем, чтобы окончиться только часам к семи, к возвращению всего отряда.
— Владимир Кириллович, можно мы гулять пойдем?
Девочкам и правда делать нечего, у Наташи под мышкой этюдник…
— Девчонки, идите часов до шести, ладно? Потом уже пора будет стол делать.
— Ой, спасибо! Мы вон на тот хребет пойдем, за озером, с него такая панорама!
— А вон оттуда какая панорама, а, девки? — указал кнутовищем Николай. — Оттуда что видно! Если, конечно, ваш начальник позволит… — ханжески потупился он вдруг.
— Владимир Кириллович, я же ненадолго! Мы на лошадях туда и обратно, к шести! Нас же отвезут! Отвезешь, Николай?
— Знамо дело, отвезу.
— Отпускаю.
— Ой, спасибо!
И девчонки кинулись к лошадям. Ну, пусть себе развлекаются…
Еще около часа Володя степенно варил плов, последовательно сбавляя жар или подбавляя жара, чтобы в котле бурлило «правильно». А потом с крыши заорал Андрей:
— Владимир Кириллыч, там пастухи девушек бьют!
Вопль был такой невероятный, что Володя только и нашелся, что проорать в ответ:
— Кто кого бьет?!
— Пастухи бегут за Ольгой! Да несите вы ружье, не тяните!
Андрей кричал с крыши кошары, и держал он в руках бинокль — отличный морской бинокль с двадцатикратным увеличением. Володя бросился в дом, вытащил ружье и сунул горсть патронов в карман, а потом кинулся на крышу.
— Показывай!
Действительно, километрах в пяти от хутора номер семь, на возвышении, давно и на сто рядов исследованном Епифановым, происходило что-то странное: конный пастух свесился с лошади, намотал на руку косы девушки в белой футболке (в белой была Ольга) и тащил девушку, почти волок ее выше, на взлобок, где экспедиция уже исследовала курганы, а теперь паслись овцы с хутора номер семь.
Зрелище было настолько дикое, что Володя какое-то время просто не мог в него поверить. Из оцепенения вывел вопль Андрюхи:
— Скорее!
Парни уже стояли возле мотоцикла Саньки. И не собираясь на него садиться, Володя с ужасом смотрел на облезшую краску, совершенно лысую резину и разболтанные крепления коляски. А тут из выхлопной трубы чуда техники вырвалась длиннющая струя дыма, Дима замахал снизу рукой, Андрюха снова завопил свое «скорей!».
Вихрем свалился Володя с кошары, прыгнул в коляску, и тут же мотоцикл рванулся с места. Андрей вцепился в заднее сиденье, два раза бросил в пространство:
— Напрасно отпустили… Напрасно отпустили…
— Вы как мотоцикл завели?! Он же Санькин, ключи у него…
— Я умею, я напрямую соединил… — обстоятельно объяснил Дима, — как они уехали, Андрей с биноклем полез, а я пошел соединять…
