Почти всю ночь сидели они при свете керосиновой лампы, разговаривали, пили чай и временами ели плов.
Как нетрудно догадаться, День великой Победы и освобождения Германии никто на этот раз не отпраздновал.
ГЛАВА 17
Из болота
10 мая 1995 года
Они шли через горный лес практически без еды — Толян, Миша, Лена и Лариса. Невесомые утренние порции не дали практически ничего, хорошо хоть вдоволь пили чаю. Уже давно было ясно, что идут они совсем не той тропой, которой шли между озер: тропа вела на северо-восток, а голосов перелетных птиц совершенно не было слышно.
И этот глухой горный лес… Все очевиднее становилось, что если пока не появился крупный зверь, то это только вопрос времени.
Молодые, здоровые, ребята постепенно расходились. Хоть и голодные, плохо отдохнувшие, уже через час после подъема они лихо шагали по заросшей колее дороги. Даже Лена чуть повеселела. Знать бы, куда идут и долго ли еще топать… В чащобе пели незнакомые им птицы; они не смогли бы определить, кто это кричит. Кто был понятен, так это хриплая сибирская кукушка, а она-то все кричала в стороне, считала неизвестные года.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить?
Кукушка, как назло, замолкла.
— Кукушка, сколько лет будут идти реформы Чубайса? — специально крикнул Миша в лес.
— Ку-ку, ку-ку ку-ку… — и насчитали, что тридцать восемь лет будут идти эти реформы.
На свободной от лишайника земле попадались нехорошие следы — и с когтями, и с копытами, огромных размеров отпечатки.
Не хотелось думать, кто тут прошел и когда. Миша все время озирался, очень опасаясь столкнуться с этими… кто оставил следы.
Постепенно стало тепло, иней сошел, идти стало еще веселее. Только Толян отставал, тормозил общее движение — путной обуви у него все же не было. Но и он двигался закусив губу, старался не очень тормозить.
— Смотрите!
Около двенадцати часов Лариса выбросила вперед руку.
— Там степь!
И правда! Справа местность уходила круто вниз, и там, в сиреневой дали, кончался лес. Видно было, что и там местность неровная, куда-то опускается… Но не это уже было важно, а важно — что из леса можно выйти. Даже скоро выйти — часа за три.
— Народ, поворачиваем!
Лена вроде бы и повернула, но как-то безвольно, безразлично. Никакой радости в лице, никакого энтузиазма. Миша сказал — она повернула, и все.
— Ленка, мы же скоро в степи будем! Чувствуешь?!
— Да, — тусклый голос, без всякого выражения. И идет, идет покорно, куда скажут, все так же бесцельно и безвольно.
— Так и пойдем без дороги? — поинтересовалась Лариса. Она не возражала — она просто спросила.
— Так и пойдем… Тут всего несколько километров, а сколько надо будет топать по дороге, бог весть…
Теперь они шли прямо через лес, выбирая дорогу между могучих стволов и бурелома. Склон опускался на северо-восток, и открытые места уже сейчас зазеленели. Совсем скоро тут поднимется сплошная стена папоротника, а на опушках — разнотравье.
Шли уже больше часа, встали, поджидая Толяна, когда Лариса схватила Мишу за руку, прижалась к нему, только мешая.
— Там кто-то есть!
В буреломе и впрямь был кто-то большой, и этот большой вел себя странно: всхрапнул, потом высоко взвизгнул, ни на кого не похоже, а потом шумно завозился.
Ребята встали, как вкопанные. Толян, конечно, отставал, и кто бы ни вывалился из чащи, принимать его на копье предстояло Мише. А возился в чаще, всхрапывал, судя по звукам, какой-то очень мощный организм. Кто это может быть, Миша понятия не имел, и самое отвратительное — чувствовал себя совершенно беспомощным. Действительно, что делать, если из чащи вывалится медведь? Росомаха? Волк? Встать, уставя свое копье — обожженную на костре палку? И что тогда будет? Остановит?
А в кустах и в буреломе, мелькая сквозь заросли, кто-то большой и темный ритмично рявкал — не злобно, не агрессивно, как будто говорил что-то кому-то, а потом опять высоко, натужно взвизгнул. И опять установилась тишина; несколько минут (Миша не смог бы сказать, сколько) вязкая весенняя тишина давила на уши, только тихо передвигался Толян. Миша обратил внимание: парень сильно торопился и при этом старался не шуметь, покачивая своим вовсе не грозным копьем. Смотри-ка, исправляется Толян!
Внезапно незнакомец дико рявкнул — так, что эхом отдалось по всему лесу. Впереди и сбоку нарастал треск и шум, нехорошее низкое ворчание. Лариса взвизгнула, сильнее прижалась к Мише.
Треск покатился, теперь он имел направление; значительно ниже замелькало, вниз и в сторону по склону катился большой, заметно больше человека, бурый зверь; за ним так же резво, словно отскакивая от земли, — два меховых коричневых шара. Медведица…
Больше всего не понравилось Мише то, что все они только стояли, стиснув свои дурацкие палки и прижавшись друг к другу. Никто не знал, что надо делать, и он тоже. Медведица нюхала воздух, созывала медвежат, пыталась их, людей, напугать и в конце концов решила сбежать сама. Это медведица что-то делала, а они только ждали своей участи. Захотела бы сожрать их — непременно сожрала бы, и ничего не смогли бы сделать они с Толяном.
Стоя на истоптанной зверями земле, вдыхая их острый запах, Миша снова взглянул на часы: начало второго. В животе неприятно бурчало. Миша всерьез испугался, что они не успеют дойти до дома, потеряют последние силы. Впрочем, дед рассказывал и не про такие приключения — и военные, и колхозные.
Интересно, что тут делали медведи?
— Миша! Гляди, она муравьев ела!
Действительно, муравейник с сонными, еще зимними муравьями наполовину разворочен, муравьи заторможенно копошатся в разных направлениях, и все это — в хлопьях быстро подсыхающей пены. Что за пена?! «Это же слюна!» — догадался Миша. Медведица разворочала муравейник и запустила в него язык, стояла, ела муравьев, когда идущая сверху компания вывалилась прямо на нее. Достаточно было бы пройти метрах в ста в стороне, и зверя можно было не пугать. Будь Миша поопытнее, понимай он, что тут может происходить, он бы нашел способ не тревожить медвежью семью.
Спустя еще час ходьбы в лицо пахнуло свежим ветром. Ветер нес запах открытого пространства, жухлой травы, нагретого солнцем камня. И довольно скоро, часам к трем дня, ребята шли уже по степи. Они сразу даже зажмурились — так ударил в лицо свет, сияние неба, игра лучей на земле и траве. Жаль, совсем не было пролетных птиц — то ли закончился перелет, то ли они оказались вдалеке от торных птичьих дорог.
Но зато сразу стало видно во все стороны!
— Ребята, вон видите, место высокое? Давайте на него!
Огромная долина, охваченная полукружьем гор, постепенно понижалась к юго-востоку. Сколько хватало глаз. В одном только месте из недр земли выходила каменная гряда. Тысячи лет уносили ветер и вода землю в одном направлении, но камень разрушали и уносили медленнее земли. Поэтому местность тут была выше, и можно было даже сидеть на теплых камнях, украшенных коричневым и темно-зеленым лишайником, спустить ноги с небольшого обрывчика, метра в три, и видеть километров на тридцать.
