Библиотека считалась почти священной, а начало ей положил сам Хасето Абхаден больше четырех веков назад. В середине IX века Хасето Абхаден жил в пещерном храме Дуньхуань, в Городе тысячи будд, где не только постигал смысл прихода Будды Гаутамы с юга, но еще и переписывал книги. Изучив сложные иероглифы Китая, Хасето Абхаден переписывал книги буквами тибетского алфавита, но на кыргызском языке. Китайцы говорили, что Хасето Абхаден происходил из «княжеского рода страны Кыргыз». Он даже дал обет переписать несколько книг, чтобы быстрее вернуться на родину.
Чую рассказывали — книги тут валялись прямо на земле. Монголы велели нескольким ученым китайцам осмотреть библиотеку и все ценное вывезли в Китай, в новую столицу Монгольской империи — Дайду. Остальное выкинули, и несколько дней на земле валялись листья бумаги, раскрашенные в зеленый, красный и розовый цвета, с буквами тибетского и тангутского алфавитов, с енисейскими рунами
[13]
и китайскими иероглифами.
Приходящие из разных концов страны рассказывали — везде разорение. Особенно плохо было тем, кто занимался земледелием, — монголы накладывали на них такие налоги, что народ не знал, куда деваться. И сады вполне могли не подняться после долгой зимы — потому что монголы вовсе не собирались тратить деньги на поддержание каналов. А если даже кто-то и собирался это делать — монголы полагали, что деньги можно израсходовать разумнее, — например, отдать им в виде налогов.
Знающие люди говорили, что дальше будет только хуже — в Китае монголы вовсе не заботились о системе каналов, дающих жизнь стране, — их это мало интересовало. Там, где владычествовали монголы, могли процветать города, сохранялась торговля, но всегда хирело земледелие. А в стране Хягас монголам вовсе не нужны и города.
Стояла на краю гибели одна из самых богатых и культурных стран Центральной Азии.
Глядя на то, что творится, и Чуй начал больше слушать Альдо — надо уходить, пока не поздно! Скоро в стране не будет ничего, кроме руин… В Кашгар? Ну, пусть будет так — в Кашгар. Можно и туда, какая разница…
Кильда рассказывал, что к осени начнется голод, и зиму переживет не так уж много людей страны Хягас. И что он сам, наверное, не так уж сильно задержится в этой стране, к зиме переберется в Кашгар… Пусть Альдо покупает там такой дом, чтобы мог поселиться и Кильда.
Купец Махмуд длинно вздыхал, задирал крашенную хной бороду, слушая о приключениях братьев. Он-то знал — Альдо и Чую еще повезло в сравнении со многими и многими; подумаешь — привезли меньше мехов, чем хотели! Сколько людей лишились или голов, или всего имущества, до самой последней монетки! Мусульманские купцы верили — у каждого человека есть своя судьба; от этой судьбы не уйдешь, и что бы ни делал человек — сбудется то, что суждено. Махмуд наклонял чалмоносную голову, снова длинно кивал — да, у этих двух хорошая судьба; у них много удачи, им можно доверять караваны с товарами. Осенью он доверит братьям идти с караваном в Кашгар.
— Позволь, почтенный Махмуд, мы еще возьмем эту пайцзу — ненадолго! Мы хотим встретиться с родственниками, которые живут возле Тигир-Балыка, и, может быть, помочь им выбраться оттуда в более благоприятные места.
Опытный Альдо правильно назвал причину, по которой ему необходима пайцза еще на две недели. В прошлый раз, еще зимой, Альдо сказал было, что хочет съездить в Тигир-Балык, поблагодарить духов предков за то, что они оберегали их и позволили вернуться с прибылью.
— Благодарить надо Аллаха всемилостивейшего! — недовольно нахмурился Махмуд. — Я не хочу поощрять язычников!
И еще полчаса он распинался о том, что нет бога, кроме Аллаха, и какой страшный грех поклоняться всем, кроме него.
На этот раз Махмуд только одобрительно наклонил голову. Дать сотрудникам охранную пайцзу на две недели — нет проблем, людям с хорошей судьбой не страшно доверять пайцзу; отсутствие двух человек на две недели не создаст никаких трудностей, а помогать родственникам — богоугодное дело (тем более, они ведь не просят для этого денег Махмуда).
— Кроме того, я хочу проверить в деле этих животных, верблюдов… Я водил верблюдов, но теперь хочу пойти с ними сам, один…
И это похвально, полагает Махмуд, все так же кивая головой, — если парни хотят стать серьезными караванщиками, им необходимо научиться ухаживать за верблюдами и справляться с этими могучими зверями. Тем более, они ведь не просят верблюдов у Махмуда, они покупают их сами, на средства, которые даст Кильда. Нужна пайцза? Ее Махмуд позволяет не возвращать, пока парни не съездят, куда они считают нужным.
Уже через три дня маленький караван вышел из начавшего ветшать и разрушаться Орду-Балыка. Кильда и впрямь купил верблюдов, и караван напоминал те, что ходят через пески Центральной Азии: три лошади, два верблюда, четыре человека: Альдо взял обоих рабов, Хороля и Асу.
Правда, пошел караван не вверх по Уйбату, чтобы добраться до котловины Сорга и до лежащего там на реке Пююр-Сук города Тигир-Балык. Караван почему-то двинулся на север, вдоль Кема, а через два дня пути свернул в сторону от караванных троп на север, в сторону Салбыкской долины.
ГЛАВА 26
Грабители
21 июня 1293 года
— И это неправильно! — заявил Альдо Чую в этот день. — Подумаешь, нельзя брать в рабы своего соплеменника! А чем лучше рабов наши кеты?! Такие же дураки, им боги повелели быть рабами.
— Ты только что говорил, будто это нашим самодийцам боги повелели быть рабами.
— Нашим? Да, им боги повелели! Ты посмотри только на эти морды! Асу вечно улыбается, как будто ему на голову упало бревно, а Хороля, наоборот, никогда не улыбается. Что они будут делать, если я их завтра освобожу? Как они собираются жить?
— А самодийцы, живущие в своих родах? Скажем, кузнецы из Ербы? А богач Сююку из Камасинской степи? А оленеводы, которых мы встретили на Тубе?
— Вот-вот! Ты сам подсказываешь мне — эти-то ведь вовсе не рабы по своей природе! Это люди… И пусть себе они покупают кетов и делают их рабами. Я и слова не скажу, пусть покупают! Потому что племя, живущее по Каче, — рабы и есть! И наши самодийцы — они рабы, и есть рабы, и всегда будут рабами. Придумали тут глупость — что единоплеменника брать в рабы нельзя! В Кашгаре никто и не вспоминает про такую глупость! И в Китае тоже никто не вспоминает. Потому что все там понимают — каждый человек может быть или не быть особенным человеком! Он может или не может возвыситься над остальными, и это главное. Это важно, а вовсе не всякие глупости!
Так спорили Альдо и Чуй, когда рабы убирали остатки завтрака, а у них оставалось еще чуть-чуть времени. Два чума — для себя и для рабов, кострище, вешала — горизонтальные палки, чтобы сушить на них одежду, — вот и весь лагерь. В нем четыре человека жили уже больше десяти дней, изо всех сил стараясь прятаться. Только однажды пришлось выйти отсюда — когда волки так напугали молодую лошадь, что она ночью оборвала привязь и умчалась в неизвестном направлении. Убежала лошадь или попала на обед к волкам — этого Чуй так никогда и не узнал, но главное — на другой день Альдо съездил через перевал, специально забрался подальше, и там купил еще одну лошадь.
