Калли трепетала всем телом, пребывая в полной уверенности, что сойдет с ума от прикосновений его рук и губ. Удовольствие пронзало ее, накрывало волной жара. Она страстно желала ощутить его тело, принять в себя его плоть, отдавая себе отчет в глубоком первобытном желании, заставляющем ее раздвигать бедра, повинуясь его неистовой мужской силе.
Свободной рукой Бромвель расстегнул ее платье, высвобождая груди. При виде белоснежных округлостей с розовато-коричневыми сосками Бромвель на мгновение замер. Склонившись, он принялся ласкать языком сосок, отчего тот затвердел и напрягся, осторожно подул на него, и Калли ощутила, как лоно ее затопляет желание.
Бромвель неспешно ласкал ее сосок губами, языком и зубами, превратив его в плотную ягодку. Наконец он опустился на колени и принялся с силой посасывать грудь Калли, а пальцы его в том же ритме порхали между ее ног.
Плотский голод терзал его чресла, точно алчный зверь, и графу ничего не хотелось сильнее, чем повалить Калли на ковер, сорвать с нее одежду и войти в ее лоно, испытав долгожданную разрядку. Ощущая исходящий от ее кожи жар, улавливая движения ее тела и слушая издаваемые ею стоны, он воспламенился настолько, что боялся в любое мгновение взорваться.
Груди Калли были полными и налитыми, лоно ее пульсировало, а тело выгибалось ему навстречу, без слов моля о большем. Внутри ее росло и крепло желание.
Чуть слышно выругавшись, Бромвель отстранился от девушки и отвернулся. Калли покачнулась от неожиданности и уставилась на него изумленным и одновременно лишенным надежды взглядом. Больше всего ей хотелось броситься за ним, упасть в его объятия, умоляя взять ее, даровать удовлетворение, о котором кричало ее тело. Лишь малая оставшаяся у нее толика гордости не позволяла ей сдвинуться с места.
Бромвель склонился над столом, упершись руками в столешницу. Грудь его быстро вздымалась и опускалась. Калли пристально смотрела ему в спину, трепеща всем телом. Мысли ее притупились, она чувствовала себя невероятно расслабленной, томящейся, уязвимой, как существо, извлеченное из спасительной раковины.
Постепенно девушка пришла в себя настолько, чтобы с запоздалой скромностью одернуть платье и разгладить юбки. Отступив назад, она произнесла:
— Теперь ты должен быть доволен, ведь тебе снова удалось меня унизить.
— Унизить тебя? — процедил он сквозь сжатые зубы. — Это я не могу выйти из этой комнаты.
Тело ее все еще горело и томилось, стремясь достичь удовлетворения, но она не стала спорить с Бромвелем о том, кто из них испытал большее возбуждение.
— Все напрасно, — с усилием выдавила Калли, прикладывая руки к пылающим щекам, чтобы хоть немного охладить их.
Она чувствовала, как из глубины души, пробиваясь через завесу страсти, поднимается сожаление.
— Я не позволю тебе использовать меня как оружие против моего брата, — сказала она, изо всех сил стараясь придать твердость своему голосу. — Какое бы безумное чувство ты ни всколыхнул во мне, этого будет недостаточно, чтобы запятнать доброе имя моей семьи. Я не допущу, чтобы мы когда-либо снова остались наедине.
— Я не намеревался делать ничего подобного, — процедил граф. — И тебе незачем бояться меня. Или моих желаний. — Он воззрился на девушку полным муки взглядом. — Я вообще не думал о тебе, когда затеял все это, и прошу у тебя прощения. Я хотел всего лишь поддразнить герцога, заставить его поволноваться, что я могу совершить с тобой то же, что он сделал с моей сестрой. Я даже питал надежду, что он захочет лично разобраться со мной — и закончить таким образом начатое пятнадцать лет назад.
Но ранить тебя я никогда не хотел, — продолжал он. — Видит Бог, в мои намерения не входило увлечься тобой настолько, что от желания я едва не лишаюсь рассудка. Я не ожидал, что день за днем буду проводить, считая минуты до нашей следующей встречи. Или что стану вести себя настолько глупо, чтобы отправиться на музыкальный вечер леди Уиттингтон ради возможности хоть мельком увидеть тебя.
Калли воззрилась на графа, разрываясь между надеждой и отчаянием:
— Но если таковы твои истинные чувства, почему ты перестал ухаживать за мной? Почему…
— Потому что у меня не может быть совместного будущего с сестрой герцога Рошфора! — вскричал Бромвель, хватаясь за голову руками, словно боясь, что она разлетится на кусочки. Развернувшись, он направился к противоположной стене, затем повернул обратно. — Твой брат погубил мою сестру! Он обманул ее, соблазнил, а когда она забеременела, отказался жениться.
— Сенклер не делал ничего подобного! — запротестовала Калли. — Он человек чести и никогда бы не совершил такого злодеяния. Я это знаю. Он все мне рассказал. Он и пальцем не трогал твоей сестры.
Губы Бромвеля изогнулись в грустной усмешке.
— И ты, конечно, в это веришь.
— Потому что это правда.
— Нет. Моя сестра поведала мне горькую правду. Я знаю, что произошло.
— Она солгала тебе, — прямо ответила Калли.
Глаза графа вспыхнули от гнева.
— Это не так.
— Станешь утверждать, что она никогда ни в чем тебя не обманывала? Она сказала неправду мне. Уверила, что лорд и леди Рэдбурн будут с нами в Воксхолле, но этого не произошло. Когда мы спросили об этом у леди Рэдбурн, она пояснила, что твоя сестра известила их об отмене поездки. Она обманом оставила меня без сопровождения, а потом и вовсе бросила одну. Она пыталась…
— Знаю! Знаю. Она пыталась помочь мне, решив, что своим поступком угодит мне. Она знала о силе моего желания к тебе и решила поспособствовать. Но это совсем иное. Она не стала бы лгать мне о… о том.
— А мой брат не стал бы лгать мне.
Бромвель воззрился на нее полным печали и сожаления взглядом:
— Видишь, что получается. Ты предана своему брату точно так же, как и я своей сестре. У нас не может быть общего будущего.
С этими словами граф направился к выходу из библиотеки. Наблюдая, как он уходит, Калли ощутила резкий укол боли. У двери он замер и, обернувшись, произнес:
— Калли, мне очень жаль, что я заставил тебя страдать. Я… — Покачав головой, он перешагнул порог, закрыв за собой дверь.
Девушка закусила зубами кулак, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Добредя до стула, она без сил рухнула на него, стараясь сдержать подступившие к глазам слезы.
Калли не могла больше оставаться в этом доме. И ей стало безразлично, какие о ней пойдут слухи. Ей нужно было вернуться домой, чтобы вдоволь наплакаться в одиночестве.
Проглотив стоящий в горле комок, она покинула библиотеку. Встретив в холле лакея, отправила его передать Франческе, что уезжает. К тому времени, как другой лакей принес ей накидку и помог в нее облачиться, появилась и сама леди Хостон. На лице ее было написано беспокойство.
— Калли, милая, вы заболели? Немедленно едем домой.
