В общем, сидим мы с Катькой в трубе, и впечатление такое, будто у нас за пазухой атомная бомба! Представляете?
Вскоре Катя ушла. Я соорудил себе с помощью дудочки кубик пространства с температурой плюс двадцать пять по Цельсию, лампочку убрал, и мы с котенком в этом кубике уснули.
Утром я дудочку в карман – и на выход. Вылез из трубы, осмотрелся и поехал в Гавань. Там стоит стеклянный павильон для выставок. Денег у меня не было, кое-как протырился мимо контролерши. Народу – тьма! Я хожу, а дудочка в кармане прямо шевелится. Чувствую себя этим… всемогущим. Могу любого забросить хоть на Луну. Даже милиционера.
Нашел павильон фирмы «Тошиба». Стоят телевизоры цветные, на всех экранах Брюса Ли показывают. А я сейчас сильнее, чем Брюс Ли! Прямо зверское чувство силы. Хочется применить, но лучше бы в мирных целях.
Японцы все при галстуках, одинаковые. Я подошел к одному, спрашиваю: «Не знаете ли, где господин Мацуката?». И тут он меня огорошил.
– Господин Мацуката, – говорит, – вчера улетел в Токио.
– Как улетел?! – кричу.
– Самолетом, – отвечает, а сам по-японски улыбается.
– Он с птицей улетел? С пингвином?
– О да! Йес! С птицей.
Ну все! Кранты! ПИНГВИН в Токио попал! Панасоника испепелю! Напущу на него энергию из космоса в миллион градусов! Будет знать.
Поехал я без билета домой. То есть в свое убежище. По дороге думаю: что делать? Надо лететь в Токио, не иначе. У меня опять мурашки по спине.
Еле-еле дождался Катерины. Она опять приползла с едой – мне и котенку.
– Вот что, Катя, – говорю. – Ползи в библиотеку, узнавай координаты Токио. Только поточней. С точностью до секунд. И заодно наши координаты, чтобы мне назад возвратиться.
– Ты что задумал?! – у нее глаза квадратные.
– Слетаю в Токио. Ненадолго.
– А международный паспорт?
– Плевал я на паспорт. У меня дудочка волшебная.
Катьки долго не было. Я успел собраться с духом, прикинул мысленно, как я там буду искать этого господина Мацукату. Хорошо бы переводчика с собой захватить. Но где его взять? И кто согласится? Вот вы бы согласились ни с того, ни с сего в Токио лететь? Да еще не самолетом, а неизвестно как!
Катька приползла, запыхавшись. Совсем я ее загонял своими поручениями. Но держится героически. Принесла листочек, на котором координаты Токио, Ленинграда, Москвы, Нью-Йорка, Парижа и Лондона.
– Зачем так много? – спрашиваю.
– На всякий случай. Мало ли куда этот Мацуката вздумает прогуляться.
– Где взяла?
– В библиотеке Пулковской обсерватории. Сказала, что работаю красным следопытом.
Я ее похвалил. Катька вынимает из кармана плаща маленькую такую сумочку. Косметичку. А в ней нитки и иголка. Берет она мою куртку и начинает зашивать – хлястик оборвался, и клапаны на карманах болтаются.
– Чтобы ты в Японии выглядел прилично, – говорит.
Я чуть не прослезился. Все-таки у девчонок это в крови. Я имею в виду – забота. Правда, не у всех.
Пока она шила, я дудочку настраивал на координаты Токио. Кусок пространства, который я туда хотел захватить, ограничил радиусом в два метра. Чтобы с запасом, а то оттяпает чего-нибудь, как котенку хвост.
– Когда буду улетать, отойди подальше, – наставляю Катьку.
– Угу, – она нитку перекусывает.
– Если меня долго не будет, маме позвони. Скажи, что я выехал за границу, чтобы она не волновалась.
– Поняла.
– Ну, присядем на дорожку. – Я куртку надел и уселся на ящик.
Катерина рядом уселась, опечалилась.
– Что я тут без тебя делать буду?
– Будешь котенка кормить, – отвечаю.
Только я хотел ее отогнать, чтобы без помех улететь в Токио, как в трубе раздался крик:
– Вот они!
И сразу же из темноты показались две морды – Юрки Родюшкина и Панасоника. Свирепые, как акулы. Выследили!
– Вот этот меня бил, – Юрка ткнул в меня пальцем и назад отступил.
Я слегка растерялся. Захотелось сразу их испепелить, но надо дудку настраивать. На ней же координаты Токио!
Панасоник шагнул ко мне, увидел дудку и вырвал ее у меня их рук.
– Отдай назад, урла несчастная! – закричал я.
– Урла? – он улыбается. – А ты, оказывается, музыкант, Бепс? Вот не знал. Фирменная флейта.
Я только хотел на него броситься, как он поднес дудочку по рту и дунул в нее. Проверить хотел, наверное.
Представляю изумление Юрки Родюшкина, когда перед ним образовалась круглая дыра радиусом в два метра! Не хотел бы я быть на его месте!
Да и на своем не хотел бы я быть! Потому что мы втроем, конечно, тут же улетучились. Катька, я и Панасоник. Точнее – вчетвером, потому что котенок тоже в этот шар попал.
Теперь-то я знаю, что это длилось ровно одно мгновение. Но ощущение я запомнил на всю жизнь.
Во-первых, меня не стало. И в то же время я был. Не знаю, как объяснить. Я почувствовал легкость, меня будто оторвало от земли и стало затягивать вверх, в какую-то воронку. То есть не меня самого – меня-то не было! – а что-то другое, что от меня осталось… Нет, это невозможно объяснить… Надо почувствовать.
Ни рук, ни ног, ни головы! Одна душа. Вы не знаете, что такое душа? А я знаю. Это когда все видишь и чувствуешь в тысячу раз сильнее, чем раньше, но тебя нет. Мне почему-то песенка вспомнилась, которую Кристина пела: «Я был сияющим светом, я был полетом стрелы…».
И Землю я увидел – сразу всю – такой красивый голубой шарик, почему-то очень маленький. Он летел в кромешной тьме, и за ним оставался шлейф из света. Жутко красиво!
Я раньше знал, что Земля – планета, а тут наконец это понял. Маленькая одинокая планета в черном космосе.
Беречь ее надо.
Но эти мысли потом пришли, а тогда размышлять было некогда, потому что нас швырнуло прямо в Токио.
Глава 12. Сад камней
Вы никогда не образовывались из пустоты? Ну, как в телевизоре: только что не было никого, и вдруг человек в кресле сидит? Не пробовали так?
А я пробовал.
Мы возникли в Токио одним щелчком, будто нас включили. И не просто в Токио, а на ровной зеленой лужайке. Травка пострижена, умыта, из травки камни торчат. Не очень большие, но и не маленькие. Типа валунов.
Я потом узнал, что это у них называется «сад камней».
Конечно, нам жутко повезло. Могли бы возникнуть посреди улицы, а движение там – ого-го! Или плюхнуться в пруд и сразу пойти ко дну. Обидно – в кои-то веки прилететь в Японию и сразу пойти ко дну!
