Джем пытался успокоить друга, но Уилл места себе не находил:
– Я пошел за «лекарством» для тебя, потому что одна мысль о том, что тебе будет плохо или ты умрешь, изводила меня! И еще я боюсь. Если наркотик будет только у Мортмэйна, я сделаю все, что он прикажет, лишь бы спасти тебя… Знаешь, Джеймс, семью я уже потерял. Но тебя…
– Уилл! – Джем встал, подошел к Уиллу и опустился на колени, заглянув ему в глаза. – Ты меня пугаешь. Разумеется, такое раскаяние достойно всяческого восхищения, но знай…
Уилл посмотрел на него и вспомнил, каким Джем приехал из Шанхая – огромные черные глаза на мертвенно-бледном лице, ни тени улыбки. А Уилл изо всех сил старался рассмешить его.
– Что я должен знать?..
– Что я умру, – ответил Джем. Глаза юноши блестели, в уголке рта запеклась кровь, на щеках пролегли черные тени.
Уилл вцепился в запястье друга и отодвинул манжет, считая пульс. Джем даже не пошевельнулся.
– Ты поклялся быть со мной, – прошептал Уилл. – Помнишь, как мы принесли клятву побратимов? Ведь наши души связаны воедино, мы одно целое, Джеймс.
– Мы два разных человека. Два человека, которые заключили договор.
– В этом договоре сказано, что мы должны всегда быть рядом! – Уилл понимал, как наивно это звучит, но ничего не мог с собой поделать.
– Пока смерть не разлучит нас, – мягко ответил Джем. – Там так и сказано: «Пока смерть не разлучит нас». Когда-нибудь ты не сможешь быть рядом. Полагаю, тот день уже не так далек. Никогда не задумывался, почему я согласился стать твоим побратимом?
– Не очень-то много кандидатов нашлось? – Уилл попытался пошутить, но голос его охрип как от слез.
– Я решил, что нужен тебе. Уилл, ты отгородился от мира крепостной стеной, и я ни разу не спросил тебя ни о чем. Но одному нести такой груз не по силам, и я решил, что если я буду твоим побратимом, то смогу помочь тебе. Знаешь, мне всегда было любопытно, чем станет для тебя моя смерть. Раньше я даже боялся за тебя – ты остался бы совсем один в своих стенах. Но теперь что-то изменилось. Не знаю, в чем дело, но в одном я твердо уверен.
– В чем же? – Уилл все еще держал Джема за руку.
– Твоя стена скоро рухнет.
* * *
Тесса долго не могла уснуть. Она лежала на спине, уставившись на трещину на потолке, похожую то ли на облако, то ли на лезвие бритвы – это как посмотреть.
Обед прошел в напряженном молчании. Габриэль наверняка сказал Шарлотте, что больше не вернется, а значит, Гидеону придется одному заниматься с Тессой и Софи. Шарлотта винила во всем Уилла, потому что Габриэль вряд ли стал вдаваться в подробности. А ведь и Тесса виновата тоже: если бы она не привела Уилла с собой на тренировку и не смеялась над Габриэлем, то Шарлотте не пришлось бы ломать голову, как уладить разгоравшийся конфликт с Бенедиктом Лайтвудом.
Джем не явился на обед, хотя Тессе очень хотелось с ним поговорить. За завтраком он отводил взгляд, к обеду «заболел», и теперь она места себе не находила. Неужели его покоробило ее поведение или он действительно заболел, что еще хуже?.. А вдруг он, как и Уилл, в глубине души презирает чародеев? Или дело в другом – он решил, что Тесса распутная и доступная, потому что не оттолкнула его вчера?! Говорила же тетя Генриетта: мужчины идут на поводу своих желаний, а женщины должны идти наперекор своим!..
Тесса закусила губу: себе-то она никогда не лгала. Прошлой ночью ей не очень-то удалось обуздать свои желания: она лежала в объятиях Джема, готовая на все. Даже сейчас, вспоминая его руки, девушка не могла заснуть, ее бросало то в жар, то в холод. Тесса яростно ткнула подушку кулаком и поняла, что если своим недостойным поведением она разрушит их с Джемом дружбу, то никогда не простит себя.
Она хотела зарыться в подушку лицом, как вдруг услышала тихий стук в дверь. Тесса замерла, стук повторился. Джем! Она вскочила, помчалась к двери и распахнула ее настежь.
На пороге стояла бледная и встревоженная Софи в чепчике набекрень, темные кудри растрепаны, на воротнике кровь, а в глазах ужас.
– Софи, что с тобой? – удивленно воскликнула Тесса.
Девушка с опаской оглянулась и спросила:
– Можно мне войти, мисс?
Тесса кивнула и пропустила ее внутрь, заперла дверь и присела на краешек кровати, подозревая худшее. Софи нерешительно переминалась с ноги на ногу, ломая руки.
– Софи, говори скорей, пожалуйста!
– Мисс Джессамина!.. – выпалила горничная.
– Что с ней?
– Она… в общем, я заметила, что она… – Софи с несчастным видом умолкла, потом добавила: – Она куда-то ходит по ночам, мисс.
– Неужели? Я тоже видела ее вчера, она кралась по коридору в мужской одежде.
Софи с облегчением вздохнула, ведь Джессамину она недолюбливала, а хорошая горничная не станет ябедничать на хозяйку.
– Да, – с готовностью кивнула девушка. – Я уже давно заметила. Поутру кровать не разобрана, на коврике свежая грязь. Надо было рассказать миссис Бранвелл, но она последние дни сама не своя, и я не решилась тревожить ее.
– Ну и что же? Наверно, Джессамина нашла себе кавалера. Я не то чтобы одобряю ее, но… – Девушка умолкла, вспомнив свои ночные подвиги, потом закончила: – Но от этого никто не застрахован. А возможно, есть какое-то разумное объяснение…
– Ах, мисс! – воскликнула Софи и извлекла из кармана какую-то карточку. – Вот что я нашла сегодня в кармане ее нового бархатного жакета! Ну, знаете, тот, что в бежевую полосочку.
Тессе было плевать на полосочки, она схватила карточку – это оказалось приглашение на бал.
20 июля 1878 года
МИСТЕР БЕНЕДИКТ ЛАЙТВУД
свидетельствует свое почтение
МИСС ДЖЕССАМИНЕ ЛОВЛЕСС
и просит ее почтить своим присутствием
маскарадный бал, который состоится
в следующий вторник,
27 июля 1878 г.
Пожалуйста, подтвердите свое присутствие.
Дальше были указаны подробный адрес и время, но внимание Тессы привлекла обратная сторона карточки – у девушки чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда она прочла несколько строк, накорябанных до боли знакомым почерком: Моя дорогая Джесси! Мечтаю увидеться завтра на этом «торжественном приеме». Краше тебя, нет никого в целом свете! Будь добра, надень то белое платье – ты знаешь какое – и явись «в блеске шелка, в мерцании жемчугов»
[29]
, как сказал один поэт. Твой навсегда, Н. Г.
– Это его почерк, – ошеломленно сказала Тесса, разглядывая записку. – Это почерк Ната. И строчка из Теннисона…
