– Пока.
Саймон наклонился к ней, отводя рукой ее волосы, как будто хотел поцеловать в щеку, но вдруг замер и отстранился. Клэри удивленно нахмурилась, но Саймон уже ушел, протиснувшись мимо Люка. Громко хлопнула входная дверь.
– Он так странно ведет себя! – воскликнула Клэри, прижимая к груди бархатный плащ. – Думаешь, это все из-за обращения?
– Вряд ли, – сказал Люк с улыбкой. – Превращение в нежить само по себе не меняет восприятия мира и людей. Просто дай ему время. Ты же прекратила с ним отношения.
– Я?! Это он прекратил отношения со мной!
– Потому что ты в него не влюблена. Это скользкий вопрос, и Саймон держится очень достойно. Другой парень его возраста сейчас бы картинно страдал или слонялся у тебя под окнами с бумбоксом.
– Бумбоксы – это прошлый век. Сейчас их даже нет ни у кого, – сообщила Клэри, слезла с кровати и стала примерять плащ, с наслаждением кутаясь в мягкий бархат. – Я просто хочу, чтобы Саймон снова стал нормальным, таким же, как раньше.
Она посмотрела на себя в зеркало и осталась очень довольна результатом. Глубокий зеленый цвет необыкновенно шел к ее рыжим волосам и делал глаза ярче. – Что скажешь? – спросила она Люка.
Люк, помрачнев, прислонился к дверному косяку и сунул руки в карманы куртки.
– У твоей мамы когда-то был точно такой же плащ, – только и сказал он.
Клэри стиснула в пальцах мягкую ткань. От одного упоминания о маме, да еще с таким печальным выражением лица, тут же захотельсь разреветься.
– Мы ведь к ней сегодня поедем? – спросила она. – Я хочу попрощаться и рассказать ей, что собираюсь сделать. Что с ней все будет хорошо.
Люк кивнул:
– Конечно, мы съездим в больницу. И знаешь что, Клэри…
– Что?
Клэри боялась смотреть на него, но когда все же подняла взгляд, то увидела, что на лице Люка не осталось ни тени грусти. Он улыбнулся:
– Быть нормальным не так уж хорошо, как принято думать.
Щурясь от полуденного солнца, Саймон взглянул сначала на записку, потом на собор. Окруженный высокой каменой оградой, Институт высился гранитным утесом на фоне ясного голубого неба. Над стрельчатыми окнами с карнизов щерились горгульи, словно пытаясь отогнать его от входа. В прошлый раз Институт предстал перед Саймоном совсем другим – старой, позабытой развалиной. Но чары не действуют на нежить, и сейчас Саймон видел истинный облик собора.
Тебе здесь не место. Слова были резки и едки, как кислота. Саймон не знал, кто произнес их – каменная горгулья или собственный внутренний голос. Это храм, а ты проклят.
– Умолкни, – равнодушно пробормотал он. – Я еврей, мне нет дела до ваших храмов.
Саймон подошел к замысловатым кованым воротам и взялся за щеколду, почти ожидая, что руку обожжет боль. Ничего не произошло – видимо, ворота храма святыми не считались. Саймон вошел во внутренний двор и пошел по дорожке, вымощенной растрескавшимся камнем. На полпути ко входу в собор он услышал знакомые голоса, совсем рядом…
Или вовсе не рядом. Саймон никак не мог привыкнуть к тому, насколько обострились его зрение и слух после обращения. Голоса он слышал так четко, будто говорили у него прямо над ухом, но Саймону пришлось пройти подальше вдоль стены собора, прежде чем он увидел группу людей в дальнем углу двора. Здесь буйно разрослась трава, почти скрывающая тропинки, ведущие к крайне запущенным розовым кустам. Та м даже стояла каменная скамья, оплетенная зелеными побегами. Это явно был самый настоящий храм – до того, как тут обосновались Охотники.
Сперва он увидел Магнуса, прислонившегося к замшелой каменной стене. Вообще-то, Магнуса было трудно не заметить. На этот раз верховный маг Бруклина надел белую футболку в ярких брызгах краски и кожаные штаны всех цветов радуги. Среди облаченных во все черное Сумеречных охотников он выглядел диковинной орхидеей. Рядом с ним стоял бледный и смущенный Алек, Изабель с серебряными лентами в двух косах и самый младший из Лайтвудов – Макс. Рядом, видимо, была их мать – женщина, похожая на Изабель как две капли воды, только более высокая и сухопарая. Еще одну Охотницу Саймон видел впервые. Сначала он принял ее за старуху – из-за почти белоснежных волос, но когда она обернулась к Маризе, оказалось, что ей лет тридцать пять – сорок.
Чуть поодаль, как чужой, стоял Джейс – подобном другим Охотникам во всем черном. Саймон с досадой подумал, что когда он сам одевается в черное, то вид у него становится как с похорон, но Джейс в черном выглядел суровым и опасным. И волосы на темном фоне смотрелись еще светлее. Саймон стиснул зубы и подумал, что вряд ли хоть что-то – время или забвение – сможет ослабить его неприязнь к Джейсу. На его сердце висел тяжелый камень, и с этим ничего нельзя было поделать.
Еще Саймон успел подумать, что с этим собранием во дворе что-то не так, но тут Джейс обернулся, словно почувствовал его присутствие. Даже на таком расстоянии Саймон видел тонкий серебристый шрам на его шее, прямо над воротником. Негодование утихло, уступив место чему-то другому. Джейс коротко кивнул и заявил Маризе:
– Сейчас вернусь.
Саймона удивил его тон. Он никогда не стал бы говорить так со своей матерью – на равных, как взрослый взрослому. Мариза только рассеянно махнула рукой.
– Я не понимаю, в чем причина задержки? – обратилась она к Магнусу. – Это вообще нормально?
– Ненормальная тут только скидка, которую я вам даю, – заявил Магнус, постукивая по стене каблуком. – Нормальная цена была бы в два раза выше.
– Это всего лишь временный портал. Ты закроешь его, как только мы попадем в Идрис. Таков уговор. – Мариза обернулась к стоявшей рядом с ней женщине: – Ты ведь проследишь за этим, Мадлен?
Мадлен. Значит, это и есть подруга Джослин. Шанса рассмотреть ее как следует Саймону уже не представилось. Джейс схватил его за локоть и потащил в другой угол двора – туда, где никто не мог их видеть. Здесь трава разрослась еще гуще, тропинку, как змеи, пересекали толстые побеги. Джейс затолкал Саймона за огромный дуб и воровато огляделся по сторонам:
– Порядок. Можно говорить.
Шум машин с Йорк-авеню досюда почти не доносился, и в церковном саду было очень тихо.
– Ну давай говори, – сказал Саймон. – Ты же позвал меня сюда. Я нашел утром записку на подоконнике. А телефоном ты не пользуешься из принципа?
– Зачем, если можно обойтись и без этого? – сказал Джейс, окидывая его изучающим взглядом. На лице у него читались противоречивые эмоции – восхищение и что-то вроде разочарования. – Значит, солнце по-прежнему для тебя безвредно, вампир… Даже в самый полдень.
– Да, – ответил Саймон. – Сам прекрасно знаешь, ты при этом присутствовал.
При чем «при этом» он уточнять не стал. Глаза Джейса ясно говорили, что он тоже помнит кузов пикапа, плач Клэри и восход солнца над рекой – в мельчайших деталях.
