Трое ученых мужей шли ярким майским днем на обед в столовую президиума Академии наук.
– Понимаете ли, для чистоты эксперимента необходима стабильность воспроизведения результатов, – говорил высокий и худой в длинном плаще, похожий лицом на римского центуриона, выслужившегося из солдат.
– Совершенно согласен с вами, Иван Федорович, – отвечал носатый очкастый блондин, чистый пулеметчик Ганс.
– Но о какой стабильности и воспроизводимости может идти речь, если мы сами минуту спустя уже не те, что были минуту назад? Это уже не я воспринимаю результаты эксперимента, а другой я!
– То есть вы хотите сказать, что на протяжении времени действует некий ансамбль меня, причем со смещением по времени, и восприятие получается тоже ансамблевое?
– Точно, Алексей Александрович! Причем воспринимаем мы тоже не неизменное событие, а некий ансамбль событий!
– И, таким образом, никакой речи о стопроцентности чего-либо быть не может.
– Именно!
– А я согласен!
– И каков выход?
– Выход очень странен. Необходима личность, которая поднимется над ансамблем, восприняв его и все, что он делает, в дискретную единицу времени.
– Ага. Личность из ансамбля.
– Непременно из ансамбля.
Иван Федорович помолчал, а затем изрек:
– Я понимаю, почему все «прорывники» ненормальные.
– И почему культовые писатели зачастую пьют и ширяются, – вступил в разговор третий, со смешливой физиономией бывалого ушкуйника.
– Именно. Они выходят из ансамбля и поднимаются над ним ради вот такого дискретного восприятия.
– Ого! Опять марсиане шебуршатся!
Все трое повернули головы в сторону уже бог весть сколько ремонтируемого двухэтажного дома девятнадцатого века. Туда постоянно подвозили какие-то стройматериалы, и они исчезали в доме с концами, как в черной дыре, а дом как стоял без окон, так и продолжал стоять. Ученые мужи дано уже решили, что там, внутри, прячется нуль-портал с переброской на Марс.
– А вон и побежал один, – расхохотался Алексей Александрович. Из дверного проема вышел крепкий и немного набыченный молодой человек довольно интеллигентного вида. За ним появился какой-то неопределенный мужичонка, поправляя очки на остром носу.
– Целых два, сударь мой! – погрозил он пальчиком ученому мужу Гансу. – Целых два, и прямо с Марса.
– А еще вас будет? – спросил тот.
– Обязательно! – радостно ответил мужик, как-то заковыристо взмахнув рукой. – А сейчас позвольте откланяться, и приятного аппетита!
– И вам! – хором ответили ученые мужи и продолжили свое странствие к столовой как ни в чем не бывало, словно тут же позабыли о разговоре.
– Ну видел? – прошептал Похмелеон. – А ты говоришь – нормальное ненормальное! Избранный, уникальный! Да для них такое нормально, что ни одному ненормальному и не снилось! Иначе хрен бы они меня увидели, если б я не захотел сам.
Игорь засмеялся.
Проводив после хорошего застолья Похмелеона и неотделимого от него Армагеддона, который уже ждал их у порога, Игорь устало сел на диван. После майских праздников на голову свалилось столько, что подумать и разобраться в себе времени почти и не было. Но сейчас он словно остановился после долгого бега. Нет, надо передохнуть. Он сидел, гладя Гигабайта, урчавшего у него на коленях, и вспоминал и лес с Госпожой Луной, и разговор у костра… какое-то имя тогда ему показалось знакомым…
Фомин!
Игорь вскочил. Гигабайт с обиженным мявом скатился с колен. Игорь бросился в родительскую комнату, ругаясь, дернул стеклянную дверь шкафа, нетерпеливо крутя в скважине упрямый ключ. Наконец шкаф открылся. Старый, потрепанный альбом, вот он, точно, там должно быть…
Да. Вот. Пожелтевшая черно-белая фотография с зубчиками, наклеенная на плотный картон. Надпись выцветшими сиреневыми чернилами – «Анапа, июль 1936». И имена. Пляж. Солнце. Дед крайний слева, с выцветшими на солнце светлыми волосами, улыбается – куда там Голливуд! Рядом с ним огромный, как медведь, мужик с полосатым полотенцем через плечо и в очках. Справа от них красивая женщина, чем-то похожая на немку или эстонку, и две девочки – одной лет восемь-девять, другая лет на шесть постарше. Младшая, веснушчатая, со смешными косичками, с серьезным видом держит на руках лупоглазого, жутко серьезного малыша. Это отец. Ему здесь, наверное, меньше года. Бабушка стоит за спиной у девчонки, приглядывает…
Игорь провел пальцем по чуть шероховатой поверхности обратной стороны карточки, прочел вслух:
– Алексей Фомин… Светлана… Виктория… Лидия Фомины… Игорь Кременников… Вовочка… Ида Кременникова…
Вот и завязался узел… И что он означает, если что-то означает?
Он долго сидел, рассматривая альбом, удивляясь, какие лучистые глаза у всех на старых снимках. Люди такие были? Или просто так снимали, что такие глаза получались?
Глава 6
ВРЕМЯ СНОВ
Лето 2005
Сирень отцвела. Отцвела сирень моя любимая. Зато опять настало Время Призраков, потому что листва вошла в силу и в Городе снова много теней. А значит, призракам есть где укрыться. Здравствуйте, призраки. Здравствуй, старик Брюс. Привет вам, неуловимые Уличные Музыканты и арбатский трамвай. Здравствуйте, звери Моего Города. Лето – ваше время, ваше раздолье. Я буду радоваться птенцам на чердаках и щенкам на стройках, котятам в подвалах, крысятам в канализации. Привет вам, мое зверье. Вы тоже ведь Мои Горожане.
Привет вам всем – люди, тени, звери и призраки.
– Понимаешь, всех сбивает с толку антураж. А если смотреть только на суть дела, то и выходит, что она из сидов!
Последняя тренировка сезона закончилась, «женский Шаолинь» распускался на летние каникулы, но для Лены, Лизы и Леси все было как всегда – переодеваясь, они болтали на свои заумные темы.
– Ну-ка обоснуй!
– Во-первых. – Андрей не сомневался, что Лиза там, за ширмой, загибает пальцы, сидя на лавке в одной спортивной тапочке и одной босоножке. – Она живет в горе. Во-вторых, она выходит только к тем людям, которые затронуты необычными стремлениями. В-третьих, ее дары легко оборачиваются горем. В-четвертых, она покровительствует мастерам…
– В-пятых, – подхватила Леся, – ее любимые камни – изумруд, хризопраз и хризолит. И еще она охраняет свои владения.
– Вот именно! А еще она не очень хорошо относится к холодному железу, хотя это можно вывести только косвенно!
– Кстати о хладном железе, – прервал увлекательную беседу Витька. – Собственными ушами слышал на майском выезде историю.
– Ой, подожите, – пискнул кто-то за ширмой. – Сейчас выйду, и тогда рассказывайте!
