Ли молчал.
Игорь тоже.
– Цепочка, – вдруг сказал Игорь. – Тени, «пузыри», которыми командуют люди. Люди-подкормыши, которых держит на привязи кто-то другой. Положим, Николай. А его дергает за ниточки кто-то еще. И башня. Башня растет…
Тварь больше всего напоминала крысу. Но была она ростом метра два, многорукая и с крысиной головой. Двенадцать грудей говорили о том, что эта тварь женского пола. Красные глаза горели двумя раскаленными углями, казалось, оттуда лучи исходят, и Лана с Анастасией закрывали глаза даже во сне, чтобы не встретиться с этими жуткими лучами, как со взглядом Вия.
Шпионить в снах становилось все опаснее и опаснее.
Тварь была увенчана роскошно-уродливой золотой тиарой с рубинами, руки и ноги были увешаны тяжелыми золотыми браслетами. Страшные когти отливали красным, как гематит. Тварь была в длинной юбке из золотой парчи.
Она была ужасна. Но Николай был с ней чрезвычайно вежлив. Почти подобострастен.
– След привел сюда, и не пытайся меня одурачить! – В крысиной пасти полыхнуло пламя.
– Я и не думал, великая госпожа!
Крыса осклабилась:
– Ты красивый. Когда я вырву сердце у подлого Индракумары и сожру его, дабы утолить месть, тогда, может, я подумаю о тебе.
– Весьма польщен, – поклонился Николай, кривясь, но чтобы крыса не видела.
– Я – из рода ракшасов! Ты тоже больше человека. Ты мне поможешь. – Она клацнула когтями.
– Несомненно. Я хозяин этого города.
– Да! Я хочу Индракумару! Я убью его девку! Я вырву его сердце и выпью его кровь! Дай мне путь в твой город!
Николай медленно расплывался в довольной надменной улыбке.
– Заключим договор, – негромко сказал он. – Я пущу в город тебя и твое войско. Но ты мне найдешь человека по имени Фомин.
Ракшаска осклабилась.
– Я даже могу убить твоего врага, – выдохнула она смрадно, наклонившись к нему. – Того, который гонял тебя!
Николая перекосило.
– Нет. Я сам его убью. Ступай же, я дозволяю тебе искать твоего врага в моем городе.
Ракшаска расхохоталась:
– Он дозволяет! Ха! Ты мне просто понравился. Ты достоин меня!
И с этим словами тварь, волоча за собой шипастый хвост, вышла, клацая когтями по паркету. Николай злобно осклабился ей вслед.
– Хамка, – прохрипел он. – Чурка… понаехали… – Потом он вдруг снова ухмыльнулся. – Всего лишь баба. Уже третья баба! Женушка, Эвтаназия и крысиха! – Он расхохотался. – Потому что я – Эйдолон! Я бог! И это мой город! И тут будет моя Башня…
Кой черт понес проклятого мотоциклиста сворачивать в этот переулок? Кой черт заставил его вильнуть в сторону тротуара и впилиться боком в столб, задев женщину – грузную тетку лет пятидесяти с полной сумкой продуктов в руках? А главное – выбрал время и место лихачить, потому как у выезда на Лескова загорали с теплыми жестянками колы три изнывающих от жары дэпээсника…
Андрей едва успел выдернуть тетку из-под байка. Тетка с размаху села на асфальт, с удивлением глядя на разорванный до бедра подол синего в мелкий цветочек платья, всхлипнула и зарыдала, не выпуская из руки сумку. Мотоцикл упал набок и проехался по тротуару, затормозив о стенку дома. Дэпээсники мгновенно очнулись.
– Ах ты, козлина! – заорал Андрей, примериваясь от души врезать обалдевшему ездецу по сусалам.
– Минуточку, гражданин!
«Эта наша добыча!» – мысленно передразнил Андрей, неохотно опуская кулак.
Крепкий усатый сержант одной рукой утер со лба пот, другой вздернул виновника наезда на ноги.
– Целый? Целый, вижу. Докатался, зараза? Теперь покатим в отделение, козел! Взяли моду, гады!
Второй милиционер, тощий белобрысый парень, тем временем возился с теткой, которая отделалась синячищем на бедре и ободранными ладонями, не считая материального ущерба в виде разодранного платья.
– Слышь, сержант, я машину подгоню. Этого вот отвезем, заодно и потерпевшую со свидетелем. Протокол надо составлять… У-у, рокеры поганые…
Поганый рокер даже не сопротивлялся. Он был какой-то вихлявый, словно тряпичная кукла. Тупо хлопал глазами и пялился на милиционеров, Андрея и тетку.
Не то тыковкой приложился крепко, не то перепугался вусмерть – конечно, чуть человека не сбил.
Так окончилась прогулка в Лианозовский парк, оставив порванные на коленях джинсы, ушибленный бок, испорченное настроение и перспективу вызова в районную прокуратуру и суд в качестве свидетеля.
Андрей в тот вечер не работал – просто лег и уснул.
Его разбудило жужжание. Спросонья показалось, что это бьется в стекло поздний шмель или крупная муха, но звук был не только басовитый, но и какой-то звенящий. Потом он стих.
Андрей встал, разлепил сонные глаза, внимательно оглядел комнату и обнаружил виновника шума. Это оказался маленький, размером с мизинец, дракончик с чешуей цвета старого серебра и с перепончатыми крылышками, который возился на столе. Андрей сел. Мозги отказывались анализировать. Мозги могли только воспринимать.
Пока Андрей пялился на гостя и гадал, сошел ли он с ума или еще не совсем, маленький бандит мало-помалу, пятясь и изгибаясь от натуги, стащил с тарелки блюдечко, добрался до подтаявшей полуплитки черного шоколада и отколупнул край фольги. Тут Андрей очнулся и решительно накрыл поганца рукой. Но тот пыхнул огоньком, как спичка, и Андрей охнул и отдернул руку. Вместо того чтобы улететь, дракончик упрямо полез к шоколадке, но тут был накрыт стаканом и арестован. Дракончик побился-побился о стекло, пыхнул разочек огоньком – из пасти вылетел остренький язычок пламени – и осознал, что попался. Он и на задние лапы вставал, трепеща крылышками и прижимаясь брюшком к стеклу, и хвостом с копьевидным наконечником бил, и изгибался, но Андрей стакан не убрал. Наоборот, придавил сверху стопкой книг. И пошел умываться. В комнату он вернулся, только когда умылся, побрился и позавтракал. Собрался с духом и решил убедиться, что никакого дракончика нет. Дракончика действительно не было. Под стаканом лежало незамкнутое серебряное колечко в форме дракона с серебряными же перепончатыми крылышками. Откуда взялось? Андрей уже готов был взять находку, но тут изобретательному серебристому поганцу изменила выдержка, и он открыл один глаз. Глаз блеснул алмазной пылинкой. Андрей радостно рассмеялся – нет, не сошел с ума. Просто дракончик настоящий.
– Ну посиди, посиди, ворюга, – ласково сказал он пленнику. – Подумай на досуге о восьмой заповеди. Не укради, понял?
Дракончик выразил свое отношение к нравоучениям тем, что развернулся, задрав все четыре лапки кверху, и помахал гибким хвостом.
– Ну давай-давай, – хмыкнул Андрей. – Выражай протест, вскормленный в неволе орел молодой.
