— Дай! — Айт отобрал у нее пакетик, с любопытством повертел в руках, вскрыл, вытащил бумажную салфетку и протянул Ирке.
Все еще всхлипывая, девчонка вытерла лицо и подтекающий нос. Надо бы высморкаться, но… она покосилась на Айта из-под ресниц. При нем?
— Ёрмунганд, вот еще чешуйня какая! — Айт отобрал у нее салфетку и решительно ухватил девчонку за нос. И строго распорядился: — Сморкайся!
Ирка замерла — вся физиономия в белых складках салфетки, только глаза торчат — большие-пребольшие и зареванные.
— Ты чего распоряжаешься, я тебе что — маленькая? — Она отобрала салфетку, отвернулась и все-таки высморкалась. Торопливо скатала в комочек и неловко стиснула беленький катышек в кулаке. Вот мало того, что, так еще и… Снова хотелось зареветь. Ну да, а потом снова придется при нем сморкаться?
— От того, что ты подняла тех скелетов, у тебя будут проблемы? — негромко спросил Айт.
— А когда стыдно так, что повеситься хочется, — это не проблема? — пробурчала Ирка, все еще отворачиваясь. Стыдно, аж внутренности выворачивает, будто кто-то в живот палку воткнул и накручивает кишки, накручивает. Вот как подлецы всякие живут, если после каждой сделанной пакости так плохо? Или у них иммунитет?
— Вешаться тебе нельзя, — снова впал в глубокую серьезность Айт. — Ты после этого тоже заложной станешь, а заложная ведьма — нечто совершенно чудовищное!
Ирка снова невольно хмыкнула:
— Зато всех остальных распугаю — будут сидеть по гробам и не отсвечивать. Нет, ну эти… которых я подняла, они снаружи не останутся, под землю уйдут. Только весь год не спать, а бодрствовать будут. Блин, под землей! — Ирка снова скривилась, как от зубной боли. — Ничего я им годик устроила!
— Если бы ты этого не сделала, нас бы убили. Не на годик. Насовсем, — возразил Айт и уже совсем тихо добавил: — Я бы не справился. — И отвернулся.
Ирка поглядела на него искоса. Она тоже не могла с такой толпой заложных справиться, тем более сейчас, когда пришло их время. Но вот Айт… Допустим, он не мог летать — хотя до сих пор не объяснил, почему. Но перекинуться точно мог — размеры станции вполне позволяли, если крылья не разворачивать и шею высоко не поднимать. Конечно, он не огненный змей — тот бы с одного плевка от заложных и косточек не оставил — все равно у него когти, зубы, шипастый хвост… и драконья чешуя, которую никаким мертвякам ни на зуб не взять, ни когтями не продрать. Тогда бы ей не пришлось поднимать мертвых! Внутри снова когтями заскребло от стыда. Проклятие, ведьме, да еще на русалиях, сделать такое с покойниками… хуже, чем ребенка избить или воровать пойти! Но Айт даже не попытался принять истинный облик! И меч поднимал еле-еле, будто к рукояти гирю привесили! А сейчас говорит, что не справился бы… Ирка вопросительно уставилась на змея. Тот выдохнул сквозь зубы и начал медленно краснеть, будто его в кипяток окунули. Глаза его стали просто бешеными… и одновременно несчастными. Он уставился в покачивающееся темное окно поезда, за которым лишь изредка мелькали редкие огни на стенах тоннеля. Видно было, что признаваться в своем бессилии гордому змею — все равно что хвост на сковородку положить!
— Ну вообще-то ты их здорово мотоциклом уделал. А до этого мечом на кладбище… — немедленно попыталась утешить его Ирка. — Погоди, саламандра — это ведь изначальный огонь, «огнь очищающий», правда? А твой меч?
— Отражение Луны, — словно представляя друга, сообщил Айт и коснулся прячущейся сзади за поясом рукояти. — Вода и лунные блики.
— Тоже естественные элементы… — пробормотала Ирка и впервые улыбнулась. — Ха, выходит, теперь на моей территории количество заложных здорово сократится? Ты ж их навсегда упокоил!
— Насколько я знаю людей, они быстро восстановят численность заложных обратно, — с истинно змейским высокомерием сообщил Айт.
Ну вот что за человек… то есть змей? Она тут его гордость успокоить спешит, а ему немедленно надо про весь человеческий род гадость сказать! Гад и есть! Ирка гневно выпрямилась… Разогнавшийся поезд дернулся, проскакивая пустую станцию без остановки. Ирку бросило Айту на грудь, она вцепилась ему в плечи. Его руки немедленно обхватили ее спину, и они замерли — глаза в глаза, его губы совсем близко от ее губ. От него пахло как всегда… йодистой морской свежестью и солью, а еще золой и кровью. Они оба вздохнули — так, что дыхание их на миг смешалось. В вагоне вдруг погас свет… Ирка почувствовала, как Айт прижимает ее к себе крепче — сильно, почти до боли, сжимая пальцы на ее плечах. Тук-туки-тук — стучал, покачивался вагон и тук-тук-тук — часто-часто колотилось Иркино сердце.
Свет вспыхнул снова. Ирка резко отвернулась, мазнув Айта волосами по лицу.
— А где это я, собственно, сижу? — стараясь не смотреть ему в лицо, пробормотала она.
— У меня на коленях, — любезно сообщил Айт.
Нет, не то чтобы она раньше не замечала, где именно устроилась. Просто дальше делать вид, что не замечает, было уже невозможно. Ирка смущенно поерзала, пытаясь сползти с его колен…
— Мне вообще-то не тяжело, — с легкой отстраненностью бросил он.
— Нет, как-то нехорошо… — Ирка принялась барахтаться энергичнее — почему-то сползти с его колен оказалось невероятно сложно.
— Тут никого нет, — насмешливо напомнил он.
— Тем более… — пробубнила Ирка, старательно пряча глаза.
Его рука крепко обняла ее плечи и притянула к себе. Ирка замерла. И с громким вздохом уткнулась носом ему в шею. Ну и пусть нехорошо, пусть неприлично. Он… он живой, и кожа у него теплая и чуть шершавая, как у нагревшейся на солнце ящерицы, и кольцо его рук — единственная защита от подступающего к ней лютого холода. Ее снова затрясло — и будто маска старой коры упала ей на лицо. Мир потерял цвет, запах и вкус и перестал двигаться. Холод-холод-холод, и только земля вокруг, и благодатный сон не приходит, и ты лежишь-лежишь-лежишь и смотришь во тьму над собой, и тоска-тоска-тоска, и так целый год!
Ирка глухо вскрикнула, сорвала так и болтающуюся на шее маску и уставилась в грубо пробитые дырки глаз. Личина лежала у нее на коленях, но сквозь дыры не просвечивалась ткань Иркиных брюк. Там царила беспросветная, безоглядная мгла… и эта мгла глядела на Ирку осуждающе. И не возразишь ничего!
— Хватит, — откидываясь на спинку диванчика, устало сказал Айт. — Ты ни в чем не виновата.
— Много ты понимаешь! — огрызнулась Ирка. В конце концов, ей плохо, а она тут обязана чудеса сдержанности и хладнокровия проявлять? Так это он змеюка холоднокровная, а она человек, хоть и ведьма! Девушка! Имеет полное право переживать, и чтобы утешали! — Знаешь, как паршиво себя чувствуешь, когда подводишь тех… ну, за кого вроде как отвечаешь?
— Действительно, ну откуда ж мне знать! — со злобной иронией процедил Айт, и губы его скривила такая невеселая усмешка, что Ирка замерла, боясь пошевелиться. Что там хрипел горелый заложный, утверждавший, что он — Иркин букет? Он повторял, что Айт виноват, и… Айт с трудом ворочал мечом, верно? Точно как сама Ирка, когда этот «букет горелый» приближался к ней!
