Когти не разжались. Змей выровнял полет — подбитое крыло работало неровно, рывками, из разодранной мембраны тяжелыми каплями сочилась густая черная кровь — и пошел на снижение. От чудовищной болтанки столь же чудовищно тошнило, и несущийся сзади свист показался человеку свистом в ушах. Змей вильнул снова — и длинный «карандаш» самонаводящейся ракеты проплыл мимо, оставляя за собой клубящийся инверсионный след. Пронесся вперед и… развернулся, закладывая петлю, чтобы снова нацелить свое острое рыло на змея. Змей хлопнул раненым крылом — кровь хлынула потоком, из пасти вырвался глухой стон — нырнул в проход между домами и, сложив крылья, ринулся к земле.
— А-а-а! Фиу-фиу-фиу! У-у-у-у!
Человек орал. Встречный ветер свистел. Гудела догоняющая их ракета. Мостовая выпрыгнула навстречу, человек отчетливо видел каждую яму и рытвину несущегося на него асфальта. В последний миг змей растопырил крылья — ветер ударил в раскрывшиеся мембраны, выворачивая их, брызги черной крови обдали дорогу и стены окрестных домов. Когти разжались, человек чувствительно приложился об асфальт и покатился кубарем. Он успел заметить, но не успел понять, куда же делся громадный змей и почему по асфальту в противоположную сторону катится неизвестно откуда взявшийся высокий худой парень. Ракета врезалась в асфальт точно между ними, полыхнул неистовый огонь, и столб пламени взвился посреди улицы. Куски оплавленного асфальта и гравий забарабанили по спине, а увесистый булыжник навернул человеку между лопатками. Из окон домов посыпались стекла. Человек едва успел перекатиться, когда оконное стекло грохнулось там, где он только что лежал. Лицо посекло осколками. Человек замер, лежа на асфальте. Поднятая взрывом пыль начала оседать.
По другую сторону разворотившей асфальт ямы стоял молодой парень — почти мальчишка, лет шестнадцати. И выглядел он так, будто… только что вышел из ночного клуба для богатеньких мальчиков или из спа-салона. Даже пересекающая лоб полоска темной крови в первый момент показалась экзотическим макияжем. Только через мгновение человек понял, что кажущаяся издалека такой щегольской белоснежная рубашка заляпана гарью, а длинная, ниже колен куртка без рукавов изодрана в лохмотья. А еще глаза у парня были… не бывает у мальчиков-мажоров таких глаз! У людей вообще таких глаз не бывает. Цвета грозы, разрезанные молнией узкого вертикального зрачка.
Парень шагнул к человеку… а потом вдруг резко повернулся и со стремительностью и грацией кобры исчез в боковом проулке. Улочка была пуста, только вывороченный асфальт пятнала черная кровь.
Послышались шлепающие шаги…
— Надо же, живой! Живучие вы, человечки, как тараканы! И-хи-хи-хи! Куда змей побежал?
Человек во все глаза смотрел на своего серокожего напарника. Он был уверен, что серокожая тварь сдохла в лапах мертвеца, а напарничек снова тут, такой же склизкий и противный, как всегда… и в руках у него бобовый стебель… И этот стебель, будто поводок, обхватывал шею того самого горелого покойника. То на двух ногах, то припадая на все четыре, покойник, будто пес, стлался над асфальтом. С гортанным клекотом, вырвавшимся из горелого горла, метнулся к лежащему на асфальте человеку, но рывок бобового поводка опрокинул его на спину.
— Лежать! Не трогать! Искать змея! Искать, это он виноват! — строго прикрикнул серокожий на своего «песика».
— Винова-ат! Винова-ат! — корчась на земле, провыл мертвец.
— Так куда он… — снова повернулся к человеку серокожий, потом махнул паучьей длиннопалой лапой. — А ну тебя! Ищи! — строго прикрикнул он на мертвеца. Покойник распластался по земле, точно принюхиваясь, и рванул в проулок, где скрылся парень с вертикальными зрачками.
Человек вдруг почувствовал отчаянное желание поднять пистолет, так и оставшийся в сведенных судорогой пальцах… и пальнуть в серую тощую спину. И закончить этот кошмар! Воронка на месте взрыва ракеты зашевелилась. На человека пустыми дырками глаз уставился череп. Перебирая костистыми лапами, скелет вылез из ямы — к старым пожелтевшим костям кое-где еще лепились ошметки такой же древней, тонкой и ломкой, как пергамент, кожи.
— Виноват! — глядя на оцепеневшего человека, прошамкал скелет. — Виноват! — повернулся и последовал той же дорогой, что и серокожий.
«Мотать отсюда надо! Мотать!» — скребя пальцами асфальт, человек поднялся и на подгибающихся ногах сперва пошел, а потом и побежал прочь, не обращая внимания ни на боль во всем теле, ни на робко выглядывающих сквозь битые окна обитателей домов.
Айт бежал по темным улицам. Все, все пошло не так! Вот уж Великий Дракон, мастер стремительных бросков и по-змеиному извилистых интриг! Затаиться на месте перехода и выследить явившуюся за ним парочку было, конечно, разумным решением. Ведь ясно же, из разговора их ясно, что поджидали именно его! Но у серокожей твари Прикованного оказался зоркий глаз — надо же, воду засек! Попытка заполучить пленника тоже сорвалась — упустил он человечка, прямо из когтей тот вырвался… Вывалился! И с подбитым крылом не полетаешь. Тщательно готовились — здесь, в человеческом мире, иметь в запасе стрелка, готового бить по такой необычной цели, как парящий в воздухе змей! А еще тварь Прикованного сумела переключить месть заложного на него, Айта! Что, в принципе, возможно, зацепка есть — ведь это он приволок Жорика в смертельную для него ловушку. Но очень и очень непросто, и требует особенных чар. В общем, вляпались, господин Великий Дракон. По самый гребень!
В освещенном мутным светом единственного фонаря проулке возникли покачивающиеся силуэты.
— Виноват. Виноват. Виноват, — твердили полусгнившие языки. Прозрачный дух, или как говорил его учитель некрологии: «Мертвец в стадии окончательного разжижения, переходящего в летучую субстанцию», завертелся вокруг головы Айта, и бесплотный, но оттого не менее пронзительный голосок провизжал:
— Он здесь, здесь!
— Виноват. Виноват. Виноват. — Темные силуэты стали появляться из всех проулков разом.
Та-ак! Значит, серокожий сумел натравить не только Айтова личного мертвяка, но и всех остальных местных заложных закрутить в единую цепочку заклятья. Да откуда же у твари такая силища! Мертвецов было слишком много, чтобы неспособный взлететь водный дракон мог справиться со всеми. Вот так опять пожалеешь, что не огненный! Оставалось только бежать — и он бежал.
Не пытаясь больше спрятаться, бежал по длинной широкой улице. В асфальте появились трещины. Ровные, будто ножом прорезанные прямоугольники, похожие на… могильные ямы! Куски асфальта посыпались внутрь… и мертвяки поднялись навстречу, перекрывая дорогу, — прямые, как доски забора, словно одеревеневшие, с неподвижными лицами и такими же пристальными, неподвижными взглядами мертвых глаз. Айт выбросил вперед кулак — струя воды ударила в мертвецов, легко, как кукол, сметая их с пути. Айт перепрыгнул разверзшуюся на дороге могильную яму, но руки мертвецов тянулись следом…
— Виноват. Виноват.
Новые фигуры появились из боковых проулков. Темные тени сгущались за окнами домов, и сухие рты старух в старинных платьях, офицеров в окровавленной форме, девушек с синей полосой от петли на шее повторяли:
