— Геть-геть! — ведьмы вдруг схватились за руки — Ирка с удивлением обнаружила, что сама сжимает пальцы Катерины, а рядом с ней уже встала Танька. Каблуки дружно ударили в мягкую землю.
Не пустымо, не пустымо,
А мы мосты помостымо
Попуд гряззю положимо.
Отбивая дробь каблуками, ведьмовской хоровод пробежал в одну сторону — поворот бедра, каблуками в землю и обратно!
Треба мосты поломаты,
Треба стины будуваты,
Щобы хлопцев не пускаты!
Сами пидемо гуляты,
Ну а хлопцы — геть, геть!
И снова каблуками в землю!
— Эй, вы чего творите! — Серый отчаянно замахал руками, едва удерживаясь на ходящем ходуном, как при землетрясении, холме. Ветер подхватил здухача, завертел его, обкручивая вокруг березы, точно улетевшее полотенце, но Танька даже не повернула головы в его сторону.
Зачиняй ворота,
Не суши живота…
Ведьмы дружно взмахнули рукавами…
Здухача унесло вверх, будто засосало в аэродинамическую трубу. Сверху донесся рев дракона:
— Сдурел? Ты чего в меня врезаешься — в небе места мало?
— Это они там сдурели, ведьмы эти: что моя Танька, что твоя Ирка! — завопил в ответ здухач. — Держись! — раздался пронзительный вой ветра и гневный рев оскорбленного дракона. Рев удалялся, словно Айта уносил ветер.
— Ведьмочки, я не понял, что за порыв женской солидарности? — падая на трясущуюся в судорогах землю, прокричал Серый.
По крутую гору,
По сырую землю…
[17]
—
пели ведьмы.
Свистящий ветер ворвался сквозь кроны берез и будто метлой подхватил вовкулаков и покатил их с холма. Некоторое время еще было видно, как их уносит прочь, как они цепляются то за стволы деревьев, то за землю, но безжалостный ветер все гнал и гнал их, как сухие листья, пока, наконец, они не исчезли, а вскоре затихли и яростные вопли.
— Стой, земля! — ведьмы дружно грянули каблуками.
— Ах-х! П-шшш! Фьюить!
Ирка еще постояла, вслушиваясь в затихающие вздохи земли, шорох ветра среди раскачивающихся крон деревьев. Наконец в наступившей тишине зацвиринькала ночная пташка.
— Пора! — шепнула Ирка, и ведьмы бесшумно, как призраки в ночи, заскользили среди берез.
— Ой, завью венки та на все святки, бо в саду весна розвивается… — негромко, почти шепотом запела Катерина. — Крылатый хлопец дивчину дожидается… — хихикнула и исчезла среди стволов.
Ирка отвела свисающую ветку и ступила под густую тень. Даже свет луны не попадал сюда, лишь смутно белела сквозь темноту тоненькая березка. Ирка взяла березку за веточки — словно нежные детские ладошки легли ей в руки. От едва-едва раскрывшихся листочков одуряющее пахло влагой, зеленым соком, весной… Ирка медленно, точно и впрямь боялась сделать больно маленькой девочке, свела веточки березки и связала их принесенным из дому рушником.
Вью, вью, я венок…
Завивайся, березонька.
На годы добри, на жито густе,
На воду чисту, пшеныцю колосисту
Та лес живый… —
тихонько напевала Ирка, стягивая рушник в узел.
Под ногой звучно хрупнула сухая ветка. Ирка подняла голову. Окутанная облаком золотистых волос, Танька медленно скользила к ней меж стволами деревьев.
Вью, вью, я венок… —
негромко пела Танька.
Покумимося, кумушка,
Поцелуемось, голубушка…
Танька подошла совсем близко и встала так, что Ирка теперь смотрела на нее сквозь свитые березовые веточки. И хоть по плечам Таньки бежали не черные, а золотистые волосы, хоть зеленые Иркины глаза глядели в голубые, но Ирке казалось, что она смотрит на свое отражение в зеркале, на вторую половинку своего «я», подругу, без которой она не хочет, да и не может жить.
Медленно-медленно, шаг в шаг, девчонки двинулись друг к другу. Их пальцы переплелись. Они подошли ближе — и сквозь ветви обнялись, прижимаясь щека к щеке.
— Это тебе! — сказала Танька, протягивая на ладони простенькое колечко черненого серебра с непонятной завитушкой. Для кого непонятной, а Ирка отлично знала, что это «И», первая буква ее имени, написанная древнеславянской глаголицей.
— А это — тебе! — на ладони Ирки лежало точно такое же колечко и тоже с завитушкой, только это была «Т».
— Не отдам его обратно, буду носить! — прошептала Танька, надевая кольцо на палец.
— И я! — тихонько шепнула в ответ Ирка, и они снова взялись за руки через венок.
— Подруги навсегда?
— Навсегда!
Кто спросил? Кто ответил? Они не знали и не замечали. Они только знали, что это — правда.
— Гхм, гхм! — раздалось звучное кхеканье, и Танька с Иркой неохотно расцепили ладошки. И тут же схватились снова, перебежав вдвоем по одну сторону венка-окошка. С другой стороны венка к ним, также держась за руки, приближались Марина с Катериной. По поджатым губам Марины видно было, что предстоящая церемония радует ее так же сильно, как и Ирку с Танькой. Зато Катерина сверкала глазами и разливалась соловьем:
Вью, вью венок,
Покумимося, подруженьки…
Поцелуемось, голубоньки…
Продолжая держаться за руки, Танька с Иркой и ведьмочки Оксаны Тарасовны отвесили друг другу поясной поклон и потянулись через венок-окошко, звучно расцеловавшись в щеки.
— Тьфу! — тут же не менее звучно сплюнули три из них, и только Катерина глядела полными слез глазами раненой лани:
— А я думала, мы на самом деле… подружимся!
Странно, робленная, а такая трепетная! Если, конечно, не прикидывается. Ирке даже стало немного стыдно за свой ведьмовской цинизм. Да и березка задрожала испуганно.
— Ладно-ладно, все будет хорошо, — поглаживая березку по стволу и успокаивая то ли ее, то ли Катерину, то ли себя, пообещала Ирка.
Из-за деревьев появилась вторая пара ведьмочек — уже с полной серьезностью Ирка с Танькой облобызались с ними. Ведьмы развернули широкое белое полотенце. Ирка послушно присела на корточки, позволяя завязать себе глаза. Эта часть обряда напрягала ее больше всего, но она твердо знала, что Танька рядом, она чувствовала ее решимость — подруга ни за что не даст ее в обиду!
— Кафф от Вики! — Ирка почувствовала, как что-то прикрепляют на ухо.
— Смешарик от Лики! — в руку ей вложили пушистый брелок.
— Шарф от Катерины! — прошептала над ухом рыжая ведьма, и на шее у Ирки завязали легкий шарфик.
