– Прошлой ночью у Бена с Джередом вышел спор. Джеред уехал, а у Бена случился сердечный приступ. Сегодня утром он умер.
Глаза Лорен наполнились слезами.
– Мне очень жаль, – сказала она.
Что же ей теперь делать?
– Я ничего не знала о его болезни. Вы должны мне поверить, миссис Локетт.
Оливия внимательно посмотрела на Лорен и сказала тем же резким тоном, каким говорила с Пепе:
– Мы можем обсудить это в другой раз. А сейчас располагайтесь в своей комнате и устройтесь там поудобнее. Вам будет прислуживать Елена. Я должна попросить вас в следующие несколько дней проводить там как можно больше времени. Иначе мне будет нелегко объяснить ваше присутствие здесь в такое тяжелое время. Вы понимаете?
Лорен молча кивнула и нашла взглядом Эда Треверса, который все еще стоял у железной ограды, прижимая к груди шляпу. Его приоткрытый рот и округлившиеся глаза ясно говорили о том, как он потрясен известием о смерти Бена Локетта.
– Благодарю вас за помощь, мистер Треверс. Вы были очень добры! – крикнула ему Лорен.
– Всегда к вашим услугам, мисс Холбрук. Если я могу что-нибудь для вас сделать, вы должны только попросить.
Говоря это, Треверс выразительно поднял руки.
– Благодарю вас, – повторила Лорен.
– Миссис Локетт, с вашего разрешения, я скажу людям о кончине Бе… мистера Локетта.
– Похороны послезавтра в два часа. Ваша помощь всегда неоценима, мистер Треверс. Как и ваша скромность.
Эд Треверс кивнул, надел шляпу и вернулся к повозке.
Лорен последовала за Оливией в дом.
Впечатление, полученное ею от первого краткого знакомства с домом Бена, было самым восторженным. Широкий коридор на первом этаже с комнатами по обе его стороны тянулся через весь дом. Лестница, расположенная прямо напротив парадной двери, вела на верхнюю площадку, от которой коридоры расходились в трех направлениях.
Лорен и Оливия поднялись по лестнице, повернули направо и прошли через длинный, хорошо освещенный холл, двери из которого, вероятно, вели в спальни. Спальни располагались по обе стороны холла. Оливия подошла к последней двери, выкрашенной, как и остальные, в белый цвет. Вслед за Оливией Лорен вошла в комнату, где ей предстояло провести несколько дней в изоляции, и огляделась.
«Ну, если мне предстоит заключение, – подумала она, – то у меня будет очень даже неплохая камера». Маленькая комнатка была расположена в одной из двух круглых башенок, которые она видела, разглядывая дом снаружи. Она была красиво меблирована. На дубовом полу разбросаны коврики. Широкая кровать с пологом на четырех столбах застлана серо-бежевым кружевным покрывалом. Стены были оклеены изысканными бледно-желтыми обоями в цветочек. В комнате стояли туалетный столик с умывальником, книжный шкаф, кресло-качалка, круглый стол со стулом и еще один столик у изголовья кровати. В вазах благоухали свежие цветы, и, хотя шторы на окнах были задернуты, Лорен поняла, что комната будет казаться еще более веселой, когда ее затопит утреннее солнце. Кто-то готовился к ее приезду и хотел, чтобы ей здесь понравилось.
– Очень красиво, миссис Локетт. Благодарю вас.
– Значит, вы не против провести здесь несколько дней, пока не пройдут похороны.
Лорен хотелось бы присутствовать на похоронах, но что-то в поведении этой женщины подсказывало ей, что та готова приложить все силы, но не допустить появления Лорен на похоронах.
– Ванная там. – Миссис Локетт указала на дверь. – За ней есть еще одна дверь, но она всегда остается запертой. Вы можете не опасаться, что вас побеспокоят.
«Или что я побеспокою кого-нибудь», – подумала Лорен.
– Скоро придет Елена с вашим ужином. Если вам что-нибудь понадобится, она к вашим услугам и отвечает за то, чтобы вы ни в чем не нуждались.
Оливия уже собиралась покинуть комнату, но Лорен задержала ее:
– Миссис Локетт, я сожалею о вашем муже. Он был…
– Да, – перебила ее Оливия, – доброй ночи, мисс Холбрук.
Лорен села в кресло-качалку, пытаясь осмыслить все, что обрушилось на нее за этот день.
Бен Локетт умер? В это невозможно поверить. Она так явственно представляла его доброе лицо, слышала его голос, уговаривавший ее приехать сюда. Теперь он мертв, а ее будущее в лучшем случае неопределенно.
Только сейчас она почувствовала, как устала. Длинные дни и мучительные ночи в поезде, когда тело сводило судорогой от неудобного положения, утомительный путь из Остина, этот ужасный человек, распростертый на дне повозки в пьяном забытьи, в то время как его отец умирал от сердечного приступа, и, наконец, встреча с Оливией. Это было уже слишком. Лорен положила голову на маленькую подушечку, прикрепленную к спинке кресла, и погрузилась в глубокий сон.
Она проснулась от звука незнакомого, что-то упрямо повторяющего голоса. Чьи-то руки трясли ее за плечи. «Уходите, – подумала она. – Я не хочу просыпаться. Случилось что-то ужасное. Я не хочу об этом вспоминать».
Но ласковые руки продолжали легонько встряхивать ее. Лорен открыла глаза и встретила взгляд самых черных глаз, какие только могла себе представить. Блестящие черные глаза располагались на темном, гладком и очень красивом лице, улыбающемся ей тепло и нежно. Негромкий голос звучал утешительно и успокаивающе:
– Бедная сеньорита так устала, что заснула на стуле, даже не сняв шляпку! И без ужина! Без ванны! Елена вам поможет, си!
– Елена? Я Лорен. Здравствуйте.
Лорен ухватилась за дружелюбие девушки как утопающий за соломинку.
– Вы такая красивая, сеньорита. Думаю, после ванны вы будете еще красивее и чувствовать себя будете лучше. Я принесу воды. Вы разденетесь, си?
Елена поднялась со стула, и Лорен обратила внимание на ее выпирающий живот, похоже, она была беременна. Пыталась ли Оливия скрыть Елену, приставив ее к Лорен? Вне всякого сомнения, в теперешнем положении она не могла прислуживать гостям, которые должны были съехаться на похороны.
Елене не могло быть больше шестнадцати или семнадцати лет, и, казалось, ее совсем не трогают приближающиеся роды. Ее груди с темными сосками, просвечивающими сквозь тонкую ткань белой вышитой блузы, были почти так же велики, как живот, и свисали ничем не поддерживаемые.
Переваливаясь с боку на бок, она направилась в ванную, продолжая оживленно болтать на смеси английского и испанского языков. Она перескакивала с темы на тему с такой же легкостью, как с одного языка на другой. Вернувшись в комнату и увидев, что Лорен не сдвинулась с места, она попеняла ей:
– Сеньорита, ваша вода остынет, не говоря уж об ужине. Идемте, Елена вам поможет.
Лорен смутилась, когда Елена начала расстегивать пуговицы на ее блузке, но она так улыбалась, что не стала возражать и позволила Елене раздеть себя.
