Он подошел к одному из мешков, вынул оттуда большие согнутые клещи и вытащил ими из самого пламени тяжелый тигель. Отклонившись для упора назад и твердо стоя на кривых ногах, он без видимых усилий поднял тигель.
Куасси-Ба подставил изложницу. Блестящая, как серебро, струя, окутанная сверкающими искрами и клубами белого дыма, полилась из тигля в изложницу.
Граф де Пейрак словно вышел из оцепенения и усталым голосом объяснил:
— Итак, произведена плавка передельного свинца, который поглотил драгоценные металлы из золотосодержащего штейна. Мы выбьем слиток из изложницы и сразу произведем купелирование этого свинца в купели
[61]
из костной золы, которая находится в глубине печи.
Фриц Хауэр показал купель, которая представляла собой заметной толщины белую плиту с углублением посередине. Затем он задвинул купель в печь и стал выбивать слиток из изложницы, положив ее на наковальню, и в течение непродолжительного времени величественное здание Дворца правосудия оглашалось звонкими ударами молота. Наконец слиток аккуратно положили в углубление купели и вновь раздули огонь. Когда купель и свинец раскалились докрасна, Фриц дал знак остановить мехи, и Куасси-Ба извлек последние остатки древесного угля из печи.
В печи оставалась только красноватая купель, наполненная бурлившим расплавленным свинцом, который становился все светлее и светлее.
Куасси-Ба взял маленькие ручные мехи и направил на свинец воздушную струю.
Холодный воздух, вопреки ожиданиям, не унял жар, а, напротив, усилил его, и свинец почти засветился.
— Смотрите, это и есть колдовство! — завопил Беше. — Уголь кончился, но адский огонь порождает философский камень! Смотрите! Появляются три цвета!
Мавр и саксонец по очереди продолжали подавать воздух на расплавленный металл, который, подобно блуждающему огню, менял форму и подрагивал. В центре его теперь можно было различить огненное яйцо. И после того, как мавр отложил мехи, яйцо приняло вертикальное положение и, вращаясь, словно юла, стало блекнуть, пока не потемнело.
Но вдруг оно снова ярко засветилось и побелело, потом, подскочив, выпрыгнуло из углубления купели и с приглушенным звуком покатилось по полу, остановившись у ног графа.
— Яйцо сатаны притягивается к тому, кто его создал! — вопил Беше. — Это молния! Это гремучее золото! Оно сейчас взорвется! Мы взорвемся!
Поднялся невообразимый гвалт. Во внезапно окутавшем зал полумраке Массно требовал свечей, Беше продолжал разглагольствовать о «философском яйце» и «доме премудрого цыпленка». В конце концов какой-то насмешник-клерк влез на скамью и прокричал звонкое «Кукареку!».
«О Господи, они же ничего не понимают!» — говорила себе Анжелика, заламывая руки.
Наконец в разных концах зала появились стражники с тройными канделябрами, и суматоха немного улеглась.
Концом своей трости граф, который так и не сдвинулся с места, дотронулся до металлического яйца.
— Подними-ка слиток, Куасси-Ба, и передай его судье.
Мавр без колебаний подскочил к металлическому яйцу, поднял его, и оно сверкнуло на темной ладони.
— Это золото! — задохнулся судья Бурье, который застыл на месте, как истукан.
Он хотел схватить слиток, но, едва прикоснувшись к нему, страшно завопил и отдернул обожженную руку.
— Адский огонь!
— Каким образом получается, граф, — спросил Массно, пытаясь придать твердость своему голосу, — что жар от этого раскаленного золота не обжигает вашего черного слугу?
— Всем известно, что мавры могут держать на ладонях горящие угли, точно так же, как и угольщики в Оверни.
Без приглашения со стороны судей Беше с вытаращенными глазами подскочил к слитку и вылил на подозрительный металл целый пузырек святой воды.
— Господа судьи, вы все видели, как, несмотря на проведенную согласно ритуалу процедуру экзорцизма, было создано дьявольское золото. Судите сами, до какой степени могущественно колдовство!
— Вы думаете, это настоящее золото? — спросил Массно.
Монах, скорчив гримасу, достал из своего необъятного кармана еще один флакончик и осторожно вынул из него пробку.
— Это селитряный спирт
[62]
, который разъедает не только латунь и бронзу, но и сплав золота с серебром. Но у меня и так нет сомнений, что это purum aurum, чистое золото.
— На самом деле это золото, добытое сейчас на ваших глазах из горной породы, не совсем чистое, — вмешался граф. — Если бы оно было чистым, в конце купелирования не произошло бы вспышки, которая, вместе с резким изменением состояния, вызвала другое явление, когда слиток подскочил. Первым ученым, описавшим этот странный эффект, был Орцелиус.
Послышался мрачный голос судьи Бурье:
— А этот Орцелиус хотя бы католик?
— Без сомнений, — невозмутимо ответил Пейрак, — ведь он был шведом и жил в Средние века.
Бурье саркастически рассмеялся.
— Суд по достоинству оценит столь отдаленное свидетельское показание.
Потом произошла небольшая заминка, во время которой судьи, склонившись друг к другу, совещались, есть ли необходимость в продолжении заседания или следует отложить его на следующий день.
Час был уже поздним. Зрители устали, однако пребывали в сильном возбуждении, и уходить никто не хотел.
Анжелика не чувствовала усталости вовсе. Она как бы впала в прострацию. В глубине сознания билась лихорадочная мысль, хоть она и старалась погасить ее. Не может быть, чтобы демонстрация опыта извлечения золота могла быть истолкована во вред подсудимому… Разве сами выходки Беше понравились судьям? Массно мог сколько угодно твердить о своем беспристрастии, все равно казалось очевидным, что в глубине души он доброжелательно настроен к своему земляку-гасконцу. Но, с другой стороны, разве весь остальной суд не состоит из грубых и черствых северян? А среди публики один лишь отчаянный мэтр Галлеман рискнул высказать свою не слишком одобрительную оценку решений короля. Что касается сопровождавшей Анжелику монахини, то, конечно, она готова оказать помощь, но ее помощь — это помощь врача, прикладывающего лед на горящий лоб больного.
Ах, если бы все происходило в Тулузе!..
Да и этот адвокат, тоже дитя Парижа, никому не известный, ко всему прочему еще и бедный. Когда ему дадут слово?.. А вдруг он сбежит? Почему он больше не вмешивается? А отец Кирше, где он? Анжелика тщетно пыталась разглядеть среди зрителей, сидящих в первом ряду, хитроватое крестьянское лицо Великого экзорциста Франции.
