«Бродячие солдаты» и «пересмешники», бывшие вояки, выбивали из перепуганных горожан подаяние, угрожая им шпагой, а «сиротки», маленькие дети, хватали прохожих за руки и плакали от голода, пытаясь тронуть добрые сердца.
И весь этот сброд подчинялся Великому Кесарю и уважал его за то, что он умел поддерживать порядок между соперничающими бандами.
В таз падал дождь су, экю, а иногда попадалась и золотая монета.
Между тем смуглый мужчина не сводил с Анжелики глаз. Он шагнул к ней и дотронулся до ее плеча. А когда она отпрянула, быстро проговорил:
— Я — Родогон-Египтянин. В Париже четыре тысячи моих людей. Все цыгане, которые приезжают в столицу, платят мне налог, и черноволосые гадалки, что читают будущее по линиям на ладони, — тоже. Ты хочешь быть одной из моих подруг?
Она не ответила. Луна плыла теперь над колокольней и оссуариями. Перед кафедрой растянулась целая процессия калек, и настоящих, и фальшивых, и тех, кто добровольно уродует себя, чтобы вызывать сострадание у горожан, и тех, кто может к вечеру отложить в сторонку свой костыль и снять с себя повязку. Вот почему их логово прозвали Двором чудес.
Они приходили с улицы Трюандери, из предместий Сен-Дени, Сен-Мартен, Сен-Марсель, с улиц Жюсьен и Святой Марии Египетской… Жалкие, шелудивые, отверженные, ничтожные, оборванные, те, что по двадцать раз на день падали в агонии у каменных тумб после того, как перетянули шнуром запястья, останавливая биение сердца, — все они бросали свою дань отвратительному маленькому идолу, власть которого признавали без оговорок.
Родогон-Египтянин снова опустил руку на плечо Анжелики. На этот раз она не отстранилась. Рука была горячей и крепкой, а Анжелика так замерзла! Мужчина был силен, а она слаба. Она подняла на него глаза и всмотрелась в лицо, которое уже не пугало ее. Анжелика видела, как поблескивали белки миндалевидных цыганских глаз. Он выругался сквозь зубы и грубо привлек ее к себе.
— Хочешь быть маркизой? Да, думаю, я могу тебе это предложить.
— А ты мне поможешь убить кое-кого?
Бандит запрокинул голову в беззвучном и пугающем хохоте.
— Десять, двадцать человек — только скажи! Покажи мне его, и еще до рассвета он будет барахтаться на земле в собственных кишках.
Он плюнул на руку и протянул ей.
— По рукам! Соглашайся.
Но она заложила руки за спину и покачала головой.
— Не сейчас.
Египтянин чертыхнулся и отошел, но при этом не спускал с Анжелики глаз.
— А ты упрямая, — сказал он. — Но я тебя хочу. И получу.
Анжелика провела рукой по лицу. От кого она однажды слышала эти жестокие, жадные слова?.. Она уже не могла вспомнить.
Между двумя солдатами вспыхнула ссора. Парад нищих закончился, и теперь перед Королем нищих дефилировали отъявленные преступники, не только воры, срезающие кошельки и отнимающие у жертв накидки и плащи, но и наемные убийцы, грабители и взломщики, среди которых были развратники-студенты, лакеи, бывшие каторжники и все иноземцы, которых война забросила в Париж: испанцы и ирландцы, немцы и швейцарцы, а также цыгане.
На этом собрании нищих и бродяг мужчин было гораздо больше, чем женщин, и, однако же, сюда явились далеко не все. Как ни просторно было кладбище Невинных, оно не смогло бы вместить всех обездоленных и парий столицы.
Внезапно подручные Великого Кесаря ударами кнута разогнали толпу и проложили в ней проход до той могилы, на которой сидела Анжелика. Увидев направлявшихся к ней небритых, грязных мужчин, она поняла, кого они ищут. Во главе их шагал Паленый.
— Король спрашивает, кто эта женщина, — воскликнул он, показывая на Анжелику.
Родогон обнял подругу за талию.
— Не двигайся, — прошептал он, — сейчас все уладим.
Прижимая ее к себе, цыган потащил молодую женщину к «трону». Он высокомерно и в то же время подозрительно поглядывал на толпу, словно опасаясь появления врага, который отнимет у него добычу.
На Египтянине были сапоги, сшитые из прекрасной кожи, и безупречный широкий новый плащ. Анжелика машинально отметила эти детали. Этот мужчина не пугал ее. Он привык властвовать и бороться. И Анжелика покорилась ему, как побежденная женщина, не способная существовать без господина.
Представ перед Великим Кесарем, Родогон склонил голову, сплюнул и произнес:
— Я, египетский герцог, беру ее себе в маркизы.
И широким жестом бросил в таз кошелек.
— Нет! — спокойно и твердо произнес чей-то голос.
Родогон резко обернулся:
— Весельчак!
В нескольких шагах от них в луче лунного света стоял тот самый ухмыляющийся оборванец с фиолетовым пятном на щеке, которого Анжелика уже дважды встречала на своем пути. Он был такого же высокого роста, как и Родогон, но шире в плечах. Сквозь прорехи в одежде виднелись мускулистые руки и волосатая грудь. Слегка расставив ноги и заложив большие пальцы рук за пояс, он нагло смотрел на Египтянина. Его атлетически сложенное тело казалось моложе отвратительного лица, прятавшегося в массе седых волос. Единственный глаз сверкал сквозь упавшие на лицо космы. Другой глаз был прикрыт черной повязкой.
Луна заливала его ярким светом, а позади поблескивал снег на крыше оссуария.
«О Господи! Какое ужасное место! — подумала Анжелика. — Настоящий кошмар!»
Она прижалась к Родогону, который принялся осыпать своего невозмутимого противника отборнейшей бранью:
— Собака! Сукин сын! Похотливый дьявол! Падаль! Это плохо кончится… Нам двоим тут слишком тесно…
— Заткнись, — ответил Весельчак.
Потом он шагнул к Великому Кесарю, сплюнул, что считалось обычным знаком уважения, и в свою очередь бросил в медный таз кошелек, толще, чем кошелек Родогона.
Убогий урод, сидевший на коленях слабоумного, затрясся от смеха.
— Мне чертовски охота выставить эту красотку на торги! — крикнул он хриплым, скрипучим голосом. — Разденьте ее, и пусть мужики поглядят на товар! Пока дело идет к тому, что ее заберет Весельчак. Твоя очередь, Родогон!
Свора нищих и бандитов взвыла от восторга. К Анжелике потянулись безобразные лапы. Египтянин заслонил ее и выхватил кинжал. Тут Весельчак наклонился и запустил в соперника каким-то круглым белым предметом, который ударил Египтянина по запястью.
Когда шар отскочил и покатился по земле, Анжелика с ужасом увидела, что это череп.
Египтянин выронил кинжал, а Весельчак тут же схватил противника за пояс. Оба бандита сжали друг друга с такой силой, что послышался хруст костей. Они свалились на землю и стали кататься по грязи.
Это послужило сигналом к началу жестокого побоища. Пять или шесть соперничающих парижских банд накинулись друг на друга. У кого были при себе шпаги или кинжалы, наудачу размахивали ими, полилась кровь. Другие, подражая Весельчаку, хватали черепа и запускали ими во врага.
